— Хлеб? — любезно предложил он, протягивая тарелку.

Она взяла ломтик и положила перед собой.

— Джем? — Он пододвинул банку с джемом.

«Малиновый, — рассеянно отметила про себя Генри, — или смородиновый. Впрочем, все равно». И принялась намазывать его на хлеб.

— Яичницу?

Отложив в сторону нож, она положила немного яичницы на тарелку.

— Чай?

— Прекрати, пожалуйста, — не выдержала она.

— Я просто хочу казаться вежливым, — негромко произнес он, аккуратно вытирая салфеткой уголки губ.

— Я в состоянии позаботиться о себе, мой господин, — проворчала она и, приподнявшись со стула, неловко потянулась через весь стол за блюдом с ветчиной.

Он улыбнулся и продолжил свой завтрак, отметив про себя, что ему очень нравится подтрунивать над ней. Она сердится. Ей не по душе его покровительственный тон. Данфорд сомневался, чтобы кто-нибудь учил ее поведению за столом. Карлайл, пожалуй, предоставлял ей слишком много свободы. И тем не менее Генри было немного обидно, что он только сейчас подумал о ее репутации. Данфорд понимал это и чувствовал свою вину. Он был так увлечен своим новым поместьем, да и Генри вела себя настолько странно, что ему и в голову не пришло подумать о щекотливости сложившейся ситуации. Размышляя над этим, Данфорд рассеянно постукивал вилкой по столу. Он не заметил бы этого, если бы Генри не взглянула на него так, словно была убеждена, что он делает это с намерением досадить ей.

— Генри, — как можно любезнее постарался сказать он, — все это время я думал.

— Это тебя не очень утомило?

— Генри… — В его голосе слышались предупреждающие нотки.

Но она продолжила:

— Чрезвычайно почтенное занятие.

— Все это время я думал… — Он помолчал, ожидая, что она снова прервет его. На этот раз она благоразумно молчала, и он продолжал: — Я собираюсь вернуться в Лондон. Сегодня же.

Генри почувствовала, как сжалось ее сердце. Он уезжает? Конечно, она сердилась, она даже злилась на него, но совсем не хотела, чтобы он уезжал. Она уже привыкла к тому, что он всегда был рядом.

— Ты едешь со мной.

Выражение ее лица поразило Данфорда. Это было ни шоком, ни ужасом, ни гневом. Этому не было названия. Наконец она прошипела:

— Ты — сумасшедший?

— Возможно.

— Я не поеду в Лондон.

— А я говорю, поедешь.

— Что мне делать в Лондоне? — Она развела руками. — И главное, кто останется здесь вместо меня?

— Я уверен, мы кого-нибудь подыщем. В Стэннедж-Парке полно хороших слуг. В конце концов, ты сама вышколила их.

Генри решила проигнорировать комплимент:

— Я не поеду в Лондон.

— У тебя нет выбора, — как можно мягче постарался сказать он.

— С каких это пор?

— С тех пор, как я стал твоим опекуном.

Она злобно смотрела на него.

Данфорд взял со стола чашку кофе и сделал глоток, продолжая смотреть на нее из-за края чашки.

— В поездку советую тебе надеть какое-нибудь из твоих новых платьев.

— Я уже сказала, что не поеду.

— Не дави на меня, Генри.

— Это ты не дави на меня! — вырвалось у нее. — Зачем тебе тащить меня в Лондон?! Я не хочу уезжать. Мои желания что-нибудь значат?

— Генри, ты ведь никогда не была в Лондоне.

— Миллионы людей на этой планете живут счастливо, мой господин, ни разу не посетив столицу.