— Хочешь, я рассмешу тебя?
Ему было не до смеха.
— Я тебе не рассказывала, что со мною и Белл произошло вчера? Это было так забавно. Это было… Я вижу, что ты не хочешь слушать.
— Это не так, — выдавил он из себя.
— Ну, так вот. Мы зашли в кондитерскую Хардимана, и… Ты не слушаешь.
— Слушаю, — заверил он ее, стараясь вернуть своему лицу прежнее доброжелательное выражение.
— Хорошо, — она внимательно посмотрела на него. — Вошла женщина с совершенно зелеными волосами…
Данфорд никак не отреагировал на это.
— Ты не слушаешь, — укорила она его.
— Я слушал, — начал было он, но затем признался, по-мальчишески ухмыльнувшись: — Ты права.
Она улыбнулась ему, но не привычной для нее, несколько ехидной улыбкой, а открытой и очаровательной в своей искренности. Данфорд был околдован. Он наклонился к ней, не осознавая, что делает.
— Ты хочешь поцеловать меня, — удивленно прошептала она.
Он покачал головой.
— Нет, хочешь, — упрямо продолжала она. — Я вижу это по твоим глазам. Ты смотришь на меня так, как мне самой хотелось смотреть на тебя все это время, только я не знала как, и…
— Ш-ш-ш. — Он прижал палец к ее губам.
— Я бы не возражала, — прошептала она.
Кровь прилила к его вискам. Она находилась в дюйме от него, это видение в белом шелке, она давала свое согласие на его поцелуй. Согласие на то, чего он так жаждал… Его палец соскользнул с ее рта, задержавшись на пухлой нижней губе.
— Прошу тебя, — прошептала она.
— Это еще ничего не значит, — тихо ответил он.
Она покачала головой:
— Ничего.
Он наклонился вперед и взял ее лицо в свои ладони.
— Ты поедешь на бал, познакомишься с достойным тебя джентльменом…
Она согласно кивнула ему:
— Как скажешь.
— Он будет ухаживать за тобой… Быть может, ты полюбишь его. — Она молчала. Он был так близко к ней. — И вы будете жить долго и счастливо.
Она сказала:
— Да, так и будет, — но ее слова потонули в его поцелуе, таком страстном и нежном, что ей казалось, будто она растворяется в переполнявшем ее чувстве.
Он целовал ее снова и снова. В сладком томлении Генри простонала его имя, и он раздвинул языком ее губы, не в силах более бороться с искушением. Все его самообладание вмиг рухнуло, и последняя его трезвая мысль была о том, что нельзя помять ей прическу… Его руки соскользнули с ее лица, и он крепко прижал Генри к себе, наслаждаясь ее пылающим телом.
— О Господи, Генри, — простонал он, — О Генри.
Данфорд чувствовал ее желание. А еще он чувствовал себя последним негодяем. Если бы это не происходило в экипаже, увозящем Генри на ее первый бал, вряд ли у него хватило бы сил остановиться, но теперь… О Господи, не мог же он погубить ее! Он так хотел, чтобы она хорошо провела время. Ему даже в голову не пришло, что для нее не может быть ничего лучшего, чем то, что происходило. Он глубоко вздохнул и попытался оторваться от ее губ. Ненавидя себя за то, что воспользовался ее неопытностью, и понимая, что больше не должен приближаться к ней, он положил руки ей на плечи. Однако, почувствовав, что любое их прикосновение друг к другу отныне будет опасным, убрал руки, отодвинувшись подальше от нее. И пересел на противоположную сторону.
Генри дотронулась до своих распухших губ. По своей наивности, она не понимала, насколько тонка была грань, сдерживавшая его желание. |