Двадцать минут манта тащила лодку по разбушевавшимся волнам. Поднялся ветер с востока, и животное постепенно начало замедлять темп, наверное, вследствие усталости и потери крови. Я подумал, что когда манта умрет, то может утянуть нас за собой на дно, и тогда сказал просто так, ни к кому не обращаясь:

— Может, нам отвязать трос?

— Нужно отрезать его от крепежной планки, — ответил Джордан, который все еще держался за щеку.

Веревка вдруг обвисла, и я подумал, что манте удалось избавиться от гарпуна. Но через несколько секунд манта выпрыгнула из воды, продемонстрировав себя во всем великолепии, точно библейский бегемот. Огромная рыба поднялась в воздух и захлопала гигантскими «крыльями», словно свирепая доисторическая птица. Ее прыжок застал нас врасплох, и мы чуть было не свалились за борт, когда она с силой хлопнула по воде, причем грохот от удара разнесся на многие мили вокруг. До смерти напуганные, мы вцепились в сиденье, а манта между тем выполнила серию прыжков. Она поднималась из воды снова и снова, словно новый вид смерти и черноты, придуманный от нечего делать страхом.

Потом манта изменила курс и двинулась в сторону лодки. Майк очнулся и закричал от боли, но мы были так заворожены видом ослабевшей веревки и так напряжены в ожидании нового появления манты, что никак не отреагировали. Майк все кричал, а манта уже выпрыгнула из воды и нависла над нами, и ее белое брюхо еще раз заслонило солнце, не оставив нам никакой надежды на благополучное спасение. На фоне раненого чудовища лодка казалась совсем крошечной, и если бы манта свалилась на нее, то раздавила бы нас четверых, как личинку угря. Однако она ушла в сторону, перекувырнулась в воздухе и освободилась от гарпуна, порвав веревку. Левым «крылом» манта мазнула по правому борту лодки, и та черпанула воды, но все же выправилась.

Мы с Джорданом стали лихорадочно вычерпывать воду разбросанными повсюду бумажными стаканчиками. Казалось, прошла вечность, прежде чем в лодке стало почти сухо. Только тогда мы наконец повернулись к Майку, чьи стоны просто невозможно было слушать без содрогания.

Джордан, как мог, вправил сломанную руку Майка, крепко обмотав ее кусками разорванной футболки и водонепроницаемой клейкой лентой, которую обнаружил в одном из ящиков. Затем Джордан осмотрел Кэйперса и промыл глубокую рану у него на затылке, высказав предположение, что у Кэйперса сотрясение мозга. Джордан даже предложил зашить мне рассеченную бровь, но я отказался.

В ту ночь, осоловевшие от усталости и палящего солнца, мы время от времени проваливались в полуобморочный сон, который, казалось, был глубоким, как море.

Я уже был на ногах, когда небо на востоке окрасили первые лучи солнца, а Кэйперс наконец-то очнулся. Он встал, пошатываясь, оглядел спящих, несколько раз дотронулся до раны на голове и осмотрел лодку.

— Что, черт возьми, вы сделали с лодкой моего отца?! — воскликнул он.

— Кэйперс, иди поспи еще хоть чуть-чуть, — посоветовал я.

— Что вы сделали с мотором? — не унимался Кэйперс. — Боже мой, отец точно убьет вас, когда увидит, что вы натворили.

— А ты разве не помнишь? — поинтересовался я.

— Что я должен помнить?

— Манту.

— Ты, наверное, хочешь сказать, марлина? — удивился он. — Я подцепил марлина, а тот сорвался с крючка. Тогда я пошел спать, а когда проснулся, увидел, что вы, парни, угробили папину лодку.

— Береги силы, Ахав, — вступил в разговор проснувшийся Джордан. Он сел и стал смотреть на раскинувшийся вокруг нас океан.

— Парни, вам придется помочь мне компенсировать ущерб! — Голос Кэйперса становился все пронзительнее.