|
Шайла подошла к передним дверям ресторана, чтобы выплеснуть на толпу свой праведный гнев, а Кэйперс с Радикальным Бобом тем временем обрабатывали всех у черного входа. По улицам разносились крики, возле стадиона, сверкая мигалками, появилась полицейская машина. Рев сирен прокатился над городом. Это вовсе не было анархией, даже близко к ней не стояло, но что-то привело в движение осадочные породы бесстрастия, залегшие в расплывчатых границах колледжа. Наша апатия горела синим пламенем, и мы испытывали невероятный подъем душевных сил. В тот вечер один только факт, что ты еще жив, казался новым направлением теологии. Тенистые улицы спящего города стали шумными и неспокойными. По телевидению и радио передавали, что убитые студенты не были радикалами и никто из них даже не был приписан к резервному корпусу подготовки офицеров. Люди в форме обратили оружие против самых обычных студентов. Мое поколение объединилось в желании восстановить попранную справедливость, а наши родители при этом до смерти испугались.
На следующий день студенты снова начали собираться, и я понял, что стихийные митинги намного опаснее запланированных. Толпа опять двинулась к Подкове, и я вновь ощутил волнующее чувство единения, когда меня подхватило и понесло людское море. Пока сквозь слепящие лучи солнца мы пытались расслышать и разглядеть ораторов, Джордан крепко держал меня за локоть. Джордан крикнул мне, что не видел столько вооруженных людей даже в Кэмп-Пендлтон. Дорожную полицию усилили сотнями национальных гвардейцев, воздух был каким-то студенистым, непригодным для дыхания. Выступала Шайла, и мы постарались протиснуться поближе, но от трибуны нас все еще отделяло пятьдесят футов. — Вчера и в наш дом пришла война. Поскольку мы не желали хоронить солдат, погибших в неправедной войне, они решили похоронить некоторых из нас. Поскольку мы пришли с миром, они попытались показать нам, какой ценой будет достигнут этот мир. Поскольку мы ненавидим войну, они решили объявить войну всем нам. Ответим же на их выстрелы, посвятив себя делу возвращения наших солдат домой. Похороним наших мертвецов, а потом сделаем все возможное, чтобы навсегда похоронить войну во Вьетнаме. Слова Шайлы были встречены дружными аплодисментами. Затем к микрофону подошел Радикальный Боб. Не успел он произнести и нескольких слов, как его прервал начальник сил правопорядка Южной Каролины (СПЮК), полковник Дж. Д. Стром, который во всеуслышание объявил, что город не давал разрешения на этот митинг, а мэр своим приказом запретил проведение демонстрации. Отпихнув Строма в сторону, Радикальный Боб снова попытался завладеть микрофоном, но его действия были оперативно пресечены агентами СПЮК, ловко надевшими на него наручники. Толпа угрожающе заревела, когда Радикального Боба грубо потащили и бросили на заднее сиденье полицейской машины. Студенты, стоявшие с краю, попытались прорваться сквозь кордон и освободить Боба, но были оттеснены агентами СПЮК. Кэйперс о чем-то посовещался с полковником Стромом, и ему позволили взять микрофон, чтобы сделать заявление. — Митинг продолжится в театре Рассел-Хауса. Они могут запретить нам говорить здесь, но ведь у нас — клянусь Богом! — есть студенческий союз. Мы снова пошли, теперь между наставленными на нас ружьями, пистолетами и дубинками стражей порядка, однако порядок и без того был восстановлен, а потому мы недоумевали, зачем такая мрачная демонстрация силы и паранойи. В глазах полицейских, наблюдавших за неорганизованным движением непокорных студентов между рядами кордона, мы видели жгучую ненависть. — Они опасаются за свою жизнь, — заметил Джордан. — Несчастные ублюдки нас боятся. — Почему среди них так много толстяков? — удивился я. — Потому что на них бронежилеты. Держись посредине, — посоветовал Джордан. — Если начнут стрелять, то попадут сначала в тех, кто с краю. |
