К вечеру мы нагнали королевский полк — скорее всего, тот самый. Кавалерия, обойдя противника с флангов, отрезала ему путь к отступлению, и началась бойня. Королевские солдаты бились с отчаянием обреченных, но их было слишком мало, чтобы оказать серьезное сопротивление. Их рубили на куски мечами, насаживали на копья, топтали лошадьми. Кажется, никто не ушел живым — повстанцы сполна расплатились за гибель своих товарищей, но пролитая кровь еще больше распалила их.

15

На следующий день состоялось крупное сражение. Мы вышли к линии обороны королевских войск — тех, что маршалы Гродрэда выставили в качестве заградительного заслона скорее для видимости, не веря в возможность нашего наступления. За прошедшие два дня королевские военачальники не успели, конечно, перебросить сюда сколь‑нибудь значительные силы, за исключением нескольких отрядов легкой кавалерии. Оборонительный рубеж выглядел более чем скромно: военная наука этого времени ориентировалась на оборону за стенами крепостей, а не в чистом поле. Вместо того, чтобы создать мощную систему траншей и земляных валов, королевские войска полагались более на естественные свойства местности, заняв позиции на невысоких холмах и за ними. Все же эта позиция была достаточно выгодной, и я решил выманить противника с нее. Для этого я выслал вперед один из полков, оставив главные силы далеко позади. На линии холмов полк был остановлен, а затем обращен в бегство. Правительственные войска не удержались от соблазна преследования, но в этот момент основные силы повстанцев стремительным броском были введены в бой. В этом бою я впервые применил катапульты на открытой местности. Запас камней для них вскоре иссяк, но они сделали свое дело, внеся хаос в плотные построения королевской пехоты и кавалерии. Оборона была прорвана, затем повстанцы зашли оборонявшимся в тыл и расширили брешь. В принципе этого было достаточно — теперь можно было продолжать движение на северо‑восток, прикрыв арьергард от возможных ударов с тыла. Однако быстрое продвижение не входило в мои планы, и я приказал добить королевские части. Это было совсем не просто: они хорошо оборонялись, отступали и маневрировали, все более растягивая фронт. Лишь к вечеру остатки правительственных войск отступили в беспорядке на восток и на запад, предоставив повстанцам радоваться победе, достигнутой дорогой ценой. После этой битвы повстанческая армия нуждалась в длительном отдыхе. Во время этой стоянки я получил от разведчиков сведения, что первые легкие кавалерийские отряды герцога уже замечены в районе Аллендера.

Наконец мы снова выступили в путь. На первый взгляд, положение повстанцев могло показаться превосходным: оборона противника прорвана, и перед нами фактически не было сил, способных остановить наше продвижение на север — немногочисленные королевские отряды, поддерживавшие порядок в этих землях, заблаговременно ретировались при нашем приближении. Однако на самом деле положение было не столь уж радужным, и я делал все, чтобы его еще более ухудшить.

Стояла поздняя осень, никак не желавшая сменяться зимой. Постоянно дувший холодный ветер вперемешку с мокрым снегом и мелким дождем не прибавлял солдатам ни боевого духа, ни здоровья. Тяжелая осадная техника увязала в грязи; люди и лошади выбивались из сил, вытаскивая из холодной жижи стенобитные орудия и катапульты. То же, хотя и в меньшей степени, касалось телег чрезмерно разросшегося обоза, перегруженного награбленным добром. Вместо того, чтобы послать мобильные кавалерийские части вперед, я держал их вместе с остальным войском, заставляя кавалеристов плестись с той же скоростью, что и вязнущая в грязи тяжелая пехота. Все труднее становилось с продовольствием: деревни были разграблены королевскими войсками, и я вынужден был поощрять мародерство, что не создавало предпосылок для пополнения численности армии за счет местных добровольцев.