Перед нами прямо на заснеженной грязи лежала молодая женщина в одной рубашке, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту. Видимо, перед этим она была в беспамятстве и только что пришла в себя; ее взгляд, поначалу бессмысленный, наполнился ужасом и ненавистью.

— Однако, — поморщился герцог, — вы могли бы обращаться с ней получше. Что, если бы она замерзла насмерть в пути?

— Не замерзла бы, ваша светлость: я ее все время щупал, — усмехнулся Ронд. — А наряжать ее нам некогда было — охрана могла хватиться в любую минуту. Да и она себя вела не слишком смирно — царапалась, как кошка, стерва, — лейтенант дотронулся до своей щеки. — Ничего, сейчас отогреется.

Солдаты за его спиной захохотали.

— Ладно, тащите ее вон в тот дом, — показал герцог. — И передайте Раддельду, чтобы раньше чем через час допрос не начинал. Дайте ей очухаться, а то она долго не выдержит.

Лейтенант ухватил пленницу за связанные руки и попытался поставить на ноги, но она снова упала в снег. Тогда Ронд опять втащил ее на коня, перекинул через седло, обойдясь на этот раз без мешка, и повез в указанном направлении. Его солдаты последовали за ними.

Герцог обернулся ко мне.

— Вас, конечно, интересует, кто это? Некая Нэленда Талл, дочь мелкого торговца из Крамменера, и по совместительству — любовница Роррена. Наш друг так спешил, что не успел заблаговременно вывезти свою возлюбленную из Тондерга, где он квартировал совсем недавно; он полагал, что за пару дней за мощными крепостными стенами с ней ничего не случится. Он не учел одного: корринвальдский генерал герцог Раттельберский может знать несколько более корринвальдского мятежника о системе тондергских потайных ходов. Как видите, мои люди благополучно увели ее из‑под носа у рорренской охраны.

Говоря это, герцог направился к своему штабу; я пошел за ним.

— Сейчас я отдам соответствующие распоряжения, — продолжал он, — и не позднее завтрашнего дня Роррен получит мой ультиматум. Я потребую от него капитуляции в обмен на жизнь и свободу Нэленды Талл.

— Вы думаете, он согласится?

— Конечно, нет, Роррен не идиот. А если бы он и согласился, не согласились бы его люди. Но, так или иначе, для него это будет хорошим ударом как раз накануне последнего сражения. К тому же эта шлюха наверняка немало знает.

— И вы собираетесь пытать ее! Дайте хотя бы истечь сроку ультиматума!

— Мой благородный Риллен, за это время стратегическая ситуация может измениться, и ее информация устареет. И вообще, бросьте вы жалеть всякую шваль. Вспомните лучше, что вытворяли со своими пленницами бунтовщики.

— Я пытался этому воспрепятствовать.

— И у вас ничего не вышло. Я знаю — и вы мне не раз подтверждали — что в вашу эпоху были популярны всякие гуманистические теории об изначально добром и хорошем начале в человеке. И к чему это привело? К мировым войнам с миллионами жертв, к торжеству режимов, в сравнении с которыми Священный Трибунал — это невинные овечки, а в конце концов — сами знаете… Нет, Риллен, люди в массе своей — это скоты, и иного отношения не заслуживают. Не хотите присутствовать на допросе?

Я вспомнил окровавленную тушу на башне Тарленга и содрогнулся.

— Да я понимаю, что не хотите. Это довольно не… как это называли в Проклятом Веке?… неэстетичное зрелище. А вот мне придется — информация может быть слишком важной. Допрос, небось, затянется… опять почти всю ночь не спать… а завтра выступать рано… Я вам завидую, Риллен — насколько ваша жизнь проще моей!

21

Армия выступила в путь, не дожидаясь возвращения гонцов, посланных с ультиматумом; думаю, герцог и не надеялся, что Роррен отпустит их живыми.