Однако после подавления мятежа отнюдь не все дворянское ополчение было распущено; Гродрэд, напуганный усилением позиций Элдреда, сохранял, как говорили в мою эпоху, повышенную боеготовность. Поэтому под Крамменером мы встретили куда более мощное войско, чем в свое время Роррен. Поражение же этой армии ставило дальнейший ход войны в зависимость от готовности крупных и средних феодалов поддержать одну из сторон или сохранить нейтралитет. Если бы большинство дворянской верхушки выступило на стороне короля, Гродрэд получил бы армию существенно больше нашей; это и имел в виду герцог, говоря о потенциальной силе королевских войск. Естественно, Элдред не сидел сложа руки: его эмиссары вели переговоры со многими феодалами королевства, добиваясь поддержки или хотя бы нейтралитета.

26

Армия герцога неуклонно продвигалась вперед. Победа под Крамменером имела не только военное, но и политическое значение: многие королевские солдаты теперь переходили на нашу сторону, а многие крепости предпочитали сражению почетную капитуляцию. Элдред покончил, наконец, с недомолвками, не позволявшими ему принимать крутые меры, и объявил, что не считает более Гродрэда, доведшего страну до упадка и оскудения, законным королем. Себя он, впрочем, тоже не провозглашал таковым — без формальной процедуры коронации, требующей участия высшего духовенства и дворянства, это не имело смысла. Теперь, однако, он получил право казнить своих непокорных противников как пособников «преступного правителя» и несколько раз этим правом воспользовался, что не могло не влиять на решения офицеров, предпочитавших сдавать нам свои крепости. Это, впрочем, тоже грозило им казнью — теперь уже от Гродрэда, но, когда король далеко, в Траллендерге, а Элдред стоит под стенами, выбор не так уж труден.

После поражения под Крамменером Гродрэд все еще не мог собрать достаточно мощную армию, чтобы серьезно противостоять нам, поэтому дело ограничивалось мелкими сражениями по широкому фронту. Фронт в тот период представлял собой сильно изломанную линию с обширными проплешинами «ничьих» земель и островками осажденных крепостей. К этому времени мы уже освободили от осады большинство герцогских гарнизонов, находившихся здесь еще со времен рорренского мятежа; но самые северные крепости по‑прежнему были осаждены королевскими войсками.

В начале лета, за несколько дней до годовщины моей службы у Элдреда, герцог праздновал свой день рожденья. Мы только что заняли очередной город

— не настолько крупный, чтобы оказать сопротивление основным силам. Бургомистр почел за честь предоставить герцогу собственный дом, справедливо рассудив, что это лучший способ защитить его от разграбления. В большой зале накрыты были столы, слуги разносили кушанья и напитки, музыканты терзали слух присутствующих отменно громкими безыскусными мелодиями.

— Многие дворяне прислали мне поздравления, — сообщил герцог, наклоняясь ко мне в этом шуме, — но, черт возьми, они прекрасно знают, что я жду кое‑чего посущественней!

— Переговоры о военной помощи все еще топчутся на месте?

— Да, пока на мою сторону перешли лишь несколько баронов… Остальные на словах уверяют меня в полной поддержке и глубоком уважении, однако, как они выражаются, «не решаются выступить против законного монарха, пока пагубность его правления не доказана более полным образом», то есть пока его военное положение не стало совсем безнадежным! Хитрые бестии… Запасы моего золота не безграничны, а щедрым обещаниям они не верят.

— И, полагаю, правильно делают, — усмехнулся я.

— Конечно, если бы я удовлетворил все их пожелания, то оказался бы еще более слабым королем, чем Гродрэд.