|
Мадам Рош провела больше часа с мужем и деверем и ничуть не утомилась. Затем съела все, что ей подали, и уснула. Только что я перевела пациентку из двадцать четвертой в гинекологию, вы назначили ее на операцию завтра вечером. - Никто меня не спрашивал? - Никто. Все спокойно. Он предпочел бы срочный вызов. Конечно, он боялся бы сплоховать, но работа вернула бы ему власть над собой. Он чувствовал, что катится по наклонной плоскости, и позвонил в Институт материнства, втайне надеясь, что там он окажется нужен: - Мадам Жиро еще здесь? - Нет, профессор. Дежурство принял доктор Берто. Это его второй ассистент. - Передайте ему трубку. Он хотел бы быть на его месте, в белом халате, нести ответственность за эти ряды коек, где одни женщины спали, а другие молча страдали с открытыми глазами. - Все хорошо, профессор... Да, я видел больную... Доктор Жиро передала мне предписания... До сих пор она очень хорошо реагирует на лечение... Нет, больше ничего. Ночью ожидается трое родов, и все по прогнозу нормальные... Кесарево как раз сейчас делает доктор Вейл... Нет, никто не протянул ему спасительной доски. Никто не нуждается в нем - ни дети, ни мать, ни больные. - Все нормально... Не в этот ли час молодая эльзаска устремилась к набережной, еще не будучи уверена, совершит ли она то, что задумала? Разве не пыталась она сначала уцепиться хоть за что-нибудь? Может быть, тогда она снова пробовала пробиться к нему в клинику на Липовой улице или долго стояла на улице Анри-Мартэн, глядя на освещенные окна и надеясь перехватить его у входа? Плюшевый Мишка! Какой убийственной иронией обернулось прозвище, рожденное, казалось, самой нежностью! Сознавала ли Вивиана, что она ответственна за это несчастье? Казалось, ее ничто не тяготит. Но чувствовалось, что она не спокойна; не потому ли, что он мог потребовать от нее объяснений? Или осыпать упреками? Или даже выставить ее за дверь в порыве гнева? Она оберегала его! Все вокруг только и делали, что оберегали его! Он не должен разбрасываться. Он всем нужен таким, какой он есть, таким, каким ему предписывалось быть по их настоянию, чтобы они могли превозносить его. У всех у них были свои трудности, но разрешать их должен был он один. Сам же он не имел права уклоняться в сторону от предусмотренного для него пути. Даже хозяйка кафе, а может быть, кассирша, ну, та самая грудастая женщина, оторвалась от своей газеты и не без тревоги взглянула на него, словно опасаясь - а вдруг он пошел в кабинку не затем, чтобы поговорить по телефону, а чтобы там выблеваться? - Официант, сколько с меня? Он возьмет лист бумаги - нет, не сегодня, а в какой-нибудь вечер, когда будет один, у себя в кабинете, и чтобы никого рядом; тогда он будет искать, углубляясь год за годом в прошлое, так глубоко, как только позволит память, отмечая малейшие симптомы: его издавна приучили к методичности, и он сам приучал к ней своих учеников. Ничего не упускать! Не довольствоваться ни приблизительным ответом, ни верным на первый взгляд признаком. Вычеркивать сомнительные факты. Остальные - подытожить. Но и тогда не доверять решению, пусть даже очевидному. Выйдя на улицу, он рассмеялся: знаменитый профессор, как назвал его Давид во время завтрака, а не может поставить себе диагноз! Но он не первый и не последний. |
