– Похожа? – тихо спросила Варвара и перестала жевать.

– Я смотрю, страсть как похожа, – тетя Катя молитвенно сложила руки. – А я когда-то с твоей мамкой и с Трохимовной в школу бегала. Правда, они чуть постарше были. Вот оно как? Я сразу-то и не поняла, о какой подруге ты толковала, когда приехала? Ишь, не признала… – она задумалась. – И, шо ж мамка твоя… – не договорила и подняла робкий вопросительный взгляд на Варвару.

– Уже прошло восемь лет, – грустно ответила та и отодвинула от себя кружку. – Никак не могу привыкнуть. Не верится…

Соседка горько вздохнула и перекрестилась.

– Все мы под Богом ходим. Царствие ей Небесное. Упокой, Господи, ее светлую душу. Хорошая она была женщина. Хотя, молодая еще, жить бы да жить, внуков нянчить. А меня ты помнишь? – спросила неожиданно.

Варвара неопределенно пожала плечами. На самом деле она не помнила эту подружку мамы из далекого их детства, но не хотелось обижать ее категорическим ответом.

– Може, и помнишь, да не узнаешь, – ответила тетя Катя вместо нее. – И то, сказать, я и сама себя сейчас не узнаю. Смотрюсь в зеркало и думаю: неужто это я? Як будто хто враз смыл все краски с лица и контуры размазал. И не заметила, когда такая стала, совсем уже бабка и не жила вроде. А еще недавно… Э, да шо там говорить, – она безнадежно махнула рукой, так и не рассказав, что же было недавно.

– Ну что вы? Какая же вы бабка? Вы еще хоть куда… – попыталась успокоить ее Варвара, заметив искреннее огорчение на лице женщины. Та и на самом деле выглядела еще совсем не старой.

Однако тетя Катя в ответ лишь грустно покачала головой.

– Тоже мне сказала. Куда-то куда? А осталось совсем недалеко. Вон, в посадке новое кладбище открыли. На старом уже места не хватает.

– Ну, что за глупости вы говорите. Вам еще жить и жить. Кажется, так вы только что сказали о моей маме?

Погрустневшая женщина благодарно посмотрела на нее, оценив поддержку, и неожиданно разоткровенничалась.

– А я, Варя, сама-то не здешняя. Так до сих пор и не признали меня тут за свою, хоть и родилась я уже в этих краях и всю жизнь тут живу. Все из-за моей мамки. Она у меня грамотная была. Техникум метерологический закончила с серебряной медалью. И направили ее в этот район на работу. Потом и замуж тут вышла за местного парубка. Я родилась. А все одно к жизни она здесь так и осталась не привыкшая. И умерла чужачкой. До последнего дня по-русски говорила, и меня поправляла, когда я на местный язык переходила. Не любили ее люди, ох, не любили, – вздохнула тетя Катя и в подтверждение своим словам покачала головой. – Бывало, идем на Паску всей семьей по улице, а старухи из церкви – нам навстречу. Посторонятся, поклонятся. Папке – «Христос воскреси», скажуть, а мамке сухо кивнут, утеревшись краем платка: «Здравствуйте» – вот тебе и весь сказ. И меня сильно не жаловали, всегда помнили, чья я дочка. Так и выросла. А потом Митрия встретила. Немного мы с ним дружили. Он сразу посватался. Красивый был парубок. На всю округу один такой. Высокий, статный, широкоплечий. Многие девки по нему сохли, а он меня выбрал. Бывало, посмотрит в глаза, а у меня и сердце в пятки уходить. А глаза у него были ну… чистые васильки, синие, як небо ясное. По ночам они мне снились. Да только мать его, свекровь моя покойная, царство ее душе, – перекрестилась тетя Катя, закатив кверху глаза, – ни в какую. Не такую невестку она для своего единственного сына ждала. Не по нраву я ей была. Кроме того, что чужачка, так еще и в церкву не ходила. А у них с этим всегда строго было. Народ все равно оставался верующий, хоть и власть другая была.