— Вы меня удивляете, Стайлз, — бесстрастно и холодно прервала его Флоренс. — Уилсона, получается, убили из спортивного интереса? Только чтобы запугать редактора?

— Наверняка в последний момент Джордж на что — то наткнулся, выбежал из редакции вчера в третьем часу — ехать в Филадельфию, разыскивать жену. Он ничего не знал, у него не было никакой информации. Мы считаем, что до Филадельфии ему добраться не удалось.

— И вот так, мчась по городу, он что‑то увидел или услышал и сделался опасным?

— Приходится думать так.

Она поигрывала бокалом.

— Ас чего им потребовалась эта шлюшка? Подружка Томми? — поинтересовалась она.

— У нас был с ней разговор. Испугались, наверное, вдруг сболтнет что‑нибудь.

— И наконец, Корал Трейн. Она ведь жена прокурора?

— Да. Здесь шантаж. Обуздывают Стронга.

— Томми для них очень важен, наверное, если пускаются на такие крайности, как думаете? — Она взглянула на него поверх бокала.

— Мне интересно, почему он важен. То ли без него не обойтись «Синему небу», то ли он использует свой талант шантажиста против своих же сотрудников.

— Не стоит недооценивать Томми! — засмеялась она. — Если его загнать в угол, он становится весьма опасным!

— Если меня довести, я тоже кусаюсь!

— Да ну! Такой романтик! — отмахнулась она. — Романтизируете брак этих пешек. Нафантазировали какую-то внутреннюю честность, якобы она сидит где‑то во мне. Ждете — сейчас я разольюсь слезами и расскажу все — все, потому что в глубине души я очень, очень порядочная. Вам п в голову не влетит затянуть меня в уголок потемнее да выколотить все тайны. Для вас это вроде полета на Луну. Вы, Питер Стайлз, романтик. А в нынешнем мире и в окружающих вас людях нет ни на грош романтики. Вам не победить, потому что вы никогда не отважитесь на наши методы. В игру по нашим правилам вам не играть: слабо.

— Дайте ниточку к Элли Уилсон! Не то остерегитесь, как бы вся ваша теория не лопнула!

— Прямо жалко вас, — >она отхлебнула дайкири, не спуская с него желто — зеленых глаз. — Правда. Из кожи лезете, помогая своим беспомощным друзьям. Таким я представляла себе порядочного человека, когда была помоложе. А теперь считаю: порядочные люди — просто глупцы. Вы спотыкаетесь о свою порядочность, когда тщитесь расшифровать факты.

— На что же это вы намекаете?

— Я вас пытаюсь излечить от романтизма. Станьте реалистом. Не доверяйте никому. И кончайте жить по шаблону. Например, вы убеждены, раз я женщина, то задрожу от ваших угроз; что в моей душе, как у вашей матери, жены или подруги, тлеет искорка порядочности. Ошибаетесь! Я живу в реальном мире, без иллюзий. И добиваюсь, чего желаю, любыми средствами. Вот сейчас мое желание: пусть меня оставят в покое, предоставят жить по — своему. Помочь вам? Чем же? Разве что советом. — Она поставила бокал и, откинувшись в кресле, улыбнулась ему холодно и язвительно. — Не будь вы, Стайлз, таким порядочным, вы бы атаковали слабых, не сильных. Я из сильных, но вглядитесь попристальнее во всех этих негодяев, и даже вы сумеете выделить слабое звено. Стайлз, не ошибитесь! Это не Томми! Вот так и попадают впросак порядочные вроде вас. Томми — загнанный зверь, он обороняется зубами и когтями. Слабый — тот, кто предает все, лишь бы не лишиться престижа. У Томми и его друзей, Баннермана и Клауда, престижа нет. Власть есть, но престижа нет. Тут им защищать нечего.

— Имя!

— Недовернете! — в открытую расхохоталась она. — Жмете вслепую на все рычаги, кроме нужного.