— Ах, какая девушка! — восхищенно пробормотал Шатков. — В обморок грохнуться можно.

— Как говорили древние греки — ближе к телу, — Нэлка шатнулась через стойку к пачке сигарет, взяла оттуда одну, барменша дала ей прикурить.

— По истечении времени буква «д» в слове «дело» трансформировалась в «т», — сказала барменша. — А молодой человек, должна тебе сообщить, очень спешит. Как Наполеон, который общался с женщинами, не снимая штанов, — барменша засмеялась.

Фразу насчет Наполеона Шатков пропустил мимо ушей.

— Естественно, спешу, — сказал он. — Я здесь пролетом из Москвы в Рио-де-Жанейро. Временем здорово ограничен. Время — штука дорогая!

— Заговорил, как реклама «Аэрофлота». Или «Трансаэро», на худой конец, — не замедлила поддеть его барменша. Видать, у нее такой характер был — всех поддевать. — Вас похоронит за свой счет ваш дорогой «Аэрофлот».

— И какой валютой будет расплачиваться занятый молодой человек? — спросила Нэлка. — Железными карбованцами?

— Нэлк, ты что! — пробовала подрезать вопрос барменша, но Нэлка на нее даже не обратила внимания.

Шатков снял с плеча сумку, расстегнул ее, показал Нэлке. На дне сумки среди носовых платков, двух запасных рубашек, плавок и туалетных принадлежностей лежало несколько пачек денег — банкноты по пятьдесят тысяч рублей в фирменной облатке с печатью Центрального банка России.

— Устраивает? — Шатков понимал, что он совершает ошибку, показывая деньги Нэлке, но иного пути у него не существовало, эти деньги надо было показывать. Он сейчас один, совсем один в большом городе, без прикрытия, без связей. Если бы рядом находился Кононенко, он бы действовал по-другому…

— А зеленые? — спросила Нэлка, не проявив к деревянным российским «дензнакам» особого интереса.

Шатков отогнул пластмассовую пластину, прикрепленную ко дну сумки, показал, что там есть. На дне сумки лежали две довольно плотных пачки долларов.

— Ну что, стартовый капитал есть, — констатировала Нэлка и трогательно склонила голову набок. Посмотрела на барменшу. — Ты права. Красивый парень. Такие и летом не всегда отдыхают в нашем городе.

— Я рада, — сказала барменша. — А вообще-то я чуть ошибку не совершила: час назад я этого «красивого парня» едва из бара не вытурила.

— Таких людей нельзя трогать. Их оберегать, их лелеять надо. — Нэлка с нежностью посмотрела на Шаткова.

— Теперь, кстати, о птичках — о поэзии. Александра Сергеевича Пушкина знать надо, — бросил Шатков барменше. — Не «вас похоронит за свой счет наш дорогой „Аэрофлот“», а иначе — «Быстро, дешево и без хлопот вас похоронит „Аэрофлот“». В Рио-де-Жанейро так говорят.

— Я здесь с подружкой, — сказала Нэлка, — зовут ее Ларисой.

Шатков оглянулся. Лариса, сидящая за столиком, призывно подняла руку. Шатков кивнул ей в ответ.

— Очень красивое имя — Лариса.

— И девочка ничего, — сказала Нэлка. — Хочешь любовь втроем?

— Надо подумать.

— Тогда заказывай еще один коктейль и один кофе.

Шатков заказал. Барменша поставила три кофе и три коктейля на деревянный резной подносик («Вьетнамский, в этом баре много всего восточного, вьетнамского и китайского», — отметил Шатков) и сама отнесла за столик.