Когда лес встал стеной между городом и горизонтом, первые «статуи» пришли в движение. Вначале это выглядело не слишком зрелищно: конвульсивное сжимание пальцев, дрожь в коленях, внезапное подергивание рта или вскидывание бровей… Уже неделю их беспрерывно поливал дождь, и каменная оболочка, окутывавшая их, дала трещину под притоком гормонов, возвращая их телам природную гибкость. Периоду спячки пришел конец.

Нат с ужасом ждал момента, когда драконы спрыгнут со своих пьедесталов, со зловещим шелестом встопорщат чешую, принюхаются… и ринутся в сторону дольмена. Что станет он делать, когда в их убежище попытается протиснуться оскаленная пасть? Разумеется, при нем оставался меч, но поможет ли он? И будет ли у него достаточно сил, чтобы ловко орудовать длинным клинком? Нат в этом сомневался.

Не способный придумать запасной вариант, Нат пока довольствовался тем, что следил за медленным пробуждением города, подмечая неуклюжие движения его еще не пришедших в себя жителей. Казалось, они возвращались к жизни толчками, переходя от каменной неподвижности к резкой жестикуляции, чтобы затем вновь впасть в глубокий транс. Нат решил, что у него будет довольно времени, чтобы использовать свою «заложницу». Опираясь на стены, он сдвинул флейтистку, так, чтобы она оказалось в месте, где вода просачивалась сквозь стены. При этом капли, стекая одна за одной, падали на ее лицо — и только на лицо. Он не знал, возможно ли для детей дождя частичное пробуждение, или этот дисбаланс (увлажненная голова и сухое тело) приведет к смерти субъекта. У него не было выбора, он находился в руках судьбы.

В течение следующих дней Боа пережила адские муки. И в самом деле, уровень влажности воздуха давно перешел все границы допустимости.

Нат обратил внимание, как сильно отекла его кожа — а ведь он был защищен каучуком. Перчатки когда-то остались лежать под седлом Кари, и теперь его руки выглядели странно пухлыми. Приходилось со всей очевидностью признать: он раздувается… Как промокашка, как губка. Он раздувается!

На девятый день Боа впала в горячку. Она лежала на спине посреди шевелящегося веера распущенных волос и походила на труп юной девушки со слишком тяжелой грудью, который бросили на корм змеям. Было в этом зрелище что-то мрачное, и Нат лег ничком, чтобы не видеть его.

Той же ночью знакомый скрежет выдернул его из забытья; он проворно откатился на бок — и в то место, где секундой ранее находилось его лицо, вонзился меч! Сначала Нат подумал, что это флейтистка пришла в сознание и вознамерилась его убить, а затем в лунном свете узнал женщину, завладевшую клинком — это была никто иная, как Боа! Удивление парализовало его, и он только в последний момент сумел избежать второго удара, направленного в горло. Рабыня испустила хриплый крик; безумие исказило ее черты, превратив лицо в жуткую маску. Широко раскрыв рот, в котором бился обрубок языка, она на свой манер выкрикивала проклятия, немые и свирепые.

Нат отполз в сторону края норы и укрылся за статуей. Теснота их убежища не позволяла свободно действовать мечом, и, несомненно, это спасло Ната. Он отбил локтем неудачный выпад, получив удар по груди плоской частью клинка. Взбешенная неудачей, Боа кинулась на него, собрав последние силы для решающей рукопашной схватки. Безумие придало ей энергию мужчины. Она ногтями заскребла по горлу противника, затем ее пальцы железными тисками вцепились в его кадык. Нат задыхался и отчаянно бил ногами в надежде освободиться. Он догадался, что раны рабыни вновь открылись, потому что капли густой крови стекали по его лбу и попадали ему в рот.