Мамочка поцелует, и все пройдет.

Мамочка изобьет его до звона в ушах и запрет в темноте…

И тут он понял: его накажут, если он не закончит дело. Его запрут в темноте, он станет слепым. Его будут сечь и жечь, ее голос будет звучать у него в голове, колючий и злобный.

Не надо было оставлять там полицейскую суку, но все произошло так быстро… Визг, крик, люди бегут к нему, и эта страшная боль в руке. Он должен был бежать. Маленький мальчик сказал ему: «Беги!» Разве у него был выбор?

— Мне пришлось бежать. — Он рухнул на колени, умоляюще обращаясь к глазам, плавающим в стеклянных банках и глядящим на него без всякой жалости. — В следующий раз я исправлюсь. Только подожди. Я исправлюсь.

В ярком, никогда не выключающемся свете он разрыдался, стоя на коленях и раскачиваясь из стороны в сторону.

В крови Пибоди.

Заслышав шаги за спиной, она повернулась, но это был не Рорк и не один из этих безликих докторов в масках. В комнату вошел Фини. Его стильная рубашка помялась после долгого дня, щеки горели от волнения и беспокойства. Он бросил на нее вопросительный взгляд, а когда она отрицательно покачала головой, подошел прямо к Макнабу и сел рядом на столик, как до него сидел Рорк.

Они говорили вполголоса: Фини — спокойно и твердо, Макнаб — отрывисто и беспорядочно. Ева обогнула их и вышла в коридор. Ей надо было узнать хоть что-нибудь. Хоть что-то сделать.

Стоило ей заглянуть в лицо Рорку, шедшему ей навстречу, как колени у нее подогнулись.

— Она не…

— Нет. — Он забрал у нее стаканчик кофе, потому что ее руки начали трястись. — Ее все еще оперируют. Ева… — Он поставил кофе на подвернувшуюся тележку уборщицы, ему хотелось взять обе ее руки в свои.

— Просто скажи все как есть.

— Три сломанных ребра. По дороге сюда одно ребро проткнуло легкое. Плечевые мышцы разорваны, раздроблено бедро. Значительные внутренние повреждения. Ушиб почки, травма селезенки… Они стараются ее зашить, но, возможно, им придется ее удалить.

— Ну… если им придется ее удалить, они могут пересадить новую. Теперь пересаживают любые органы. Что еще?

— Он разбил ей скулу и вывихнул челюсть.

— Это плохо. Это плохо, но они же могут…

— Есть черепно-мозговая травма. — Не сводя с нее глаз, Рорк начал ритмично растирать ладонями ее плечи. — И вот это очень серьезно. Их это больше всего беспокоит.

Врач в отделении неотложной помощи сказал ему, что Пибоди выглядит так, будто ее переехал автобус.

— Они… они сказали, каковы ее шансы?

— Не сказали. А я могу сказать одно: над ней работает полная бригада, и если возникнет нужда в специалистах со стороны, мы их достанем. Мы достанем все, что бы ей ни понадобилось.

Собственное горло вдруг показалось Еве плотиной с закрытым шлюзом, за которым скапливались слезы. Она сумела лишь кивнуть.

— Что я должен ему сказать?

— Кому?..

— Макнабу. — Рорк по-прежнему массировал ее плечи, выжидая, пока она соберется с силами. — Что, по-твоему, я должен ему сказать?

— Все. Он должен знать все. Он… — Ева замолкла и позволила себе на миг прижаться к Рорку, когда он обнял ее. — Господи. О господи.

— Она сильная. Она молодая, здоровая, все это говорит в ее пользу. Ты же знаешь.

— Да, конечно, — пробормотала Ева, хотя в голове ее продолжали стучать его слова: «Сломано. Раздроблено. Разорвано».

— Иди скажи ему. Фини пришел. Фини сейчас с ним. Иди скажи им.