«Слава богу!» – выдохнула она, не задумываясь о том, что эти люди могут оказаться настроены отнюдь не дружественно.

– Эй! Я здесь! Подождите меня! Что это за место? – закричала она.

Нет, не закричала. С губ не сорвалось ни звука. Как это возможно?

– А-а-а-а! – завопила она. – Помогите!

Кричала так, что связки заболели, но при этом не слышала собственного голоса. В длинном коридоре было по-прежнему тихо, и темные фигуры не обернулись к ней.

Она побежала. Неслась так быстро, что, кажется, можно подпрыгнуть, оттолкнуться и полететь. А если попробовать? Она пружинисто подпрыгнула – и оторвалась от поверхности, поплыла над полом.

«Что со мной творится? Может, это сон?»

Надо бы ущипнуть себя, и, если больно не будет, значит, и вправду все снится. Или нет? Она не успела проверить эту максиму, потому что люди, к которым она бежала, оказались уже совсем рядом.

В этот момент произошла третья за короткое время метаморфоза: коридор внезапно стал шире, стены отодвинулись в стороны, потолок взмыл вверх – под ним зажглись бледно-голубые лампы дневного освещения, и стало совершенно очевидно, где она оказалась.

Больница. Больничный коридор, а люди, в двух шагах от которых она остановилась, одеты в медицинские брючные костюмы: на женщине он зеленый, на мужчине – голубой. Она низенькая и полная, он, наоборот, высокий и худой.

– Значит, погибших теперь двое, – сказала женщина. – Не спасли.

– Сразу понятно было, что бесполезно. Мне говорили, ее так размазало, что чуть не по кускам собирать пришлось. Между двух машин зажало, говорят.

Женщина прижала ладони к щекам и покачала головой.

– Да, сильно шарахнуло. Дорога скользкая после дождя.

– Жалко, конечно, – проговорила женщина. – Молодая же совсем. А родственники? Им сообщили?

– Пока никого не было.

О страшных вещах они говорили почти спокойно, хотя и с сочувствием к погибшей. Но странной была не их профессиональная медицинская сдержанность, а то, что они не обращали на нее, стоящую чуть не вплотную к ним, ровно никакого внимания.

«Они не видят меня, точно так же, как не слышали, когда я их звала».

– Ладно, поеду дальше, – сказал мужчина, берясь за ручки каталки, и только в этот миг она заметила, что в коридоре кроме нее самой и двух медработников есть еще кое-что.

Как она могла не увидеть ее раньше? Каталка стояла чуть поодаль, и на ней кто-то лежал. Кто-то, с головой укрытый простыней. Или о покойнике нужно говорить – «что-то»? Ведь это не живой человек, это – тело.

– Морг переполнен, со всего города к нам везут. В БСМП сегодня…

Она не дослушала, что там – в какой-то загадочной БСМП. Приблизилась к каталке, протянула руку. Зачем ей понадобилось делать это, она не знала: с детства боялась покойников.

Увидела однажды мертвую соседку тетю Клаву – и в обморок упала.

Тетя Клава – говорливая, пухлощекая – превратилась в бледную восковую куклу. Рот ее, подвязанный платком, все равно был приоткрыт, так что в щели виднелись желтоватые квадратные зубы. Руки покойницы были мирно сложены на груди, но почему-то девочке все равно казалось, что она сейчас расплетет пальцы, уцепится ими за края гроба, встанет – и окажется, что зубы у нее куда острее и крупнее, чем были при жизни. И что она жаждет вцепиться мертвой хваткой в беззащитное человеческое горло…

Теперь перед нею была не соседка, а неизвестно кто.

«Неизвестно? Точно?»

Рука, которую она протянула, готовясь ухватиться за простыню, ходила ходуном.