За эту странную манеру приседать птичку назвали каменкой-плясуньей.

На нашем пути сухое русло, по которому скатываются дождевые потоки и талые весенние ручьи. Здесь кустики саксаула и неплохое место для того, чтобы приготовить обед. Среди кустиков масса норок песчанок. Из-под куста выскакивает большая ящерица-агама и, высоко задрав длинный и какой-то нелепый хвост, мчится прочь, вздымая легкое облачко пыли, но внезапно останавливается и, повернув голову, слегка прижмурившись, всматривается одним глазом. Ей тоже, наверное, интересно поглазеть на человека. Здесь, в дикой и безводной пустыне, такая тишина, покой и однообразие.

И тоже начинает раскланиваться. Вверх, вниз, долго, старательно кивает она головой. Какая смешная!

Поклоны ящерицы меня совсем озадачили, но рука сама собой вскинула фотоаппарат, и пальцы стали крутить кольцо наводки на резкость. Ящерице же не сидится на одном месте. Перестала кланяться, перескочила на бугорок, повернулась ко мне передом и стала по очереди закрывать то один, то другой глаз.

Что за странная ящерица! Для чего ей понадобились поклоны и зажмуривания глаз? Почему, ради чего агамы и каменки так ведут себя, никто не знает. Ведь не зря же, конечно. Зачем попусту тратить свои силы?

Большинство птиц и ящериц рассматривает окружающие предметы только одним глазом, и поэтому их зрение, как выражаются оптики, монокулярное, плоскостное, то есть лишено объемности. Меняя положение головы, владельцы монокулярного зрения компенсируют его несовершенство.

Но это только одни предположения.

Пять ветров

И опять всюду в нагретом воздухе миражи. Вот справа вырастают дальние горы. С каждой минутой они все выше и выше, такие заманчивые, а потом превращаются в обыденные, темные и округлые холмы.

Впереди озеро, а за ним густой лес. Глядятся в зеркальную воду высокие деревья. Потом озеро исчезает, а лес оказывается маленькими кустиками саксаула.

На горизонте показалось высокое желтое строение. Наверное, водонапорная башня, а если так, то там поселок рыбозавода, который мы так давно ожидаем. Мы приближаемся к нему, а высокое строение становится маленьким, сильно размытым дождями глиняным мавзолеем.

Дорога петляет, раздваивается, снова сходится и вновь приводит к Балхашу.

Ветер, ветер… Почти всегда над озером дует ветер. Если он с запада, то несет облака и дожди, если с востока, из пустынь Монголии и Китая, — доставляет сухую, ясную погоду. Иногда, правда, дует ветер с севера. От него холод и непогода. Ветер западный и восточный разгуливает днем. Ночью поникают травы, затихает озеро. Но не совсем. Над озером еще рождаются бризы — большей частью легкие, приятные ветры. Один из них, дневной, дует с озера на сушу, особенно в жаркий день, когда горячий воздух над пустыней поднимается кверху, уступая место прохладному воздуху с озера. Другой бриз ночной. Он рождается только тогда, когда засыпают западный и восточный ветры, и дует с суши на озеро. Тогда холодный воздух остывшей суши вытесняет теплый воздух над медленно остывающей водой.

Пять ветров гуляют над озером и волнуют его синие воды. Когда же все пять затихают, озеро засыпает и отражаются в нем длинными дорожками яркие звезды северного полушария.

Долго и скучно тянется дорога по лёссовой равнине. За машиной, как всегда, пыль. А в машине иногда раздаются странные тонкие писки. Что бы это могло значить? Где появилась неисправность? Придется на стоянке заняться тщательным осмотром. Из-за незнакомых звуков чувство тревоги ни на минуту не покидает меня. Вокруг безлюдье, нет пресной воды. Что будет, если испортится машина, откуда ждать помощи? Юрию проще, он не понимает опасности. В его представлении машина — друг, и, если с ней что-либо случится, все можно, как он говорит, «как-нибудь починить».