Одному муравью достается. Оса изловчилась и так его толкнула, что он даже взлетел в воздух. Несколько секунд муравей лежал жалким комочком, но быстро оправился и вновь помчался искать осу. Никакой осторожности, полное пренебрежение к жизни!

В другом месте на оставленную без присмотра кобылку бросается бегунок и тащит ее в сторону. Оса успевает заметить воришку и преследует его. Но куда там! На нее налетают другие бегунки, добрый десяток воришек, толкают со всех сторон. Хозяйка обескуражена, мечется. У входа же в муравейник вновь тревога, и несется на помощь лавина охотников.

И так всюду. Очень мешают бегунки осам. И кто знает, что будет потом, когда пройдохи-бегунки освоят свое новое ремесло и, уж конечно, примутся совершать разбойничий промысел с еще большим рвением и ловкостью.

Когда наступил вечер, успокоилось озеро, ожили тростники, под неумолчные всплески и чмокания сазанов мелодично заухала выпь и разными голосами раскричались чомги. Легкий шорох волн, накатывающихся на берег, убаюкивал, и спалось крепко.

Жаль расставаться с чудесным местом, сазаньим раздольем, журавлиными гнездилищами, вотчиной крикливых ворон. Но впереди неизвестность. И вновь жужжание мотора, плывущие мимо пустыни, далекие синие горы с одной стороны и синее озеро — с другой.

Иногда в стороне от пути видны маленькие озерца, поросшие тростниками. С них взлетают осторожные серые цапли, белоснежные чайки, яркие утки-отайки, большие пестрые поганки, забавные кулики-ходулочники, чибисы.

Джурга-иноходец

Разгорается день, парит солнце, нагретый воздух искажает очертания горизонта. Везде, куда ни глянешь, сверкают озера-миражи и над ними то причудливые очертания сиреневых гор, то странный, как раскаленный металл, конус древнего мавзолея, то группа полуразрушенных могилок, будто мертвый город со стенами и бойницами. За несколько часов пути одна картина природы постепенно сменяется другой.

Как-то на дороге перед нами оказалась дрофа-красотка с тремя птенцами. Птица бежала, склонив голову, а за ней, едва успевая, спешили маленькие дрофята. Наши возгласы еще больше напугали птиц. Дрофята один за другим ложились на землю и, плотно прижавшись к ней, буквально исчезали из глаз. Вот один из них нашелся: недвижим, будто умер. Серо-желтые крылья с темными крапинками и продольными пестринками — такая хорошая маскировочная одежда. Лишь одни глаза, белые с черными зрачками, широко раскрытые, не мигая, с ужасом смотрят на преследователей. Птенцу ненадолго хватает выдержки позировать перед фотоаппаратом. Сорвавшись с места, он снова мчится на своих тоненьких и слабых ножках, попискивая жалобным голосочком. А в это время обезумевшая от горя мать, дрофа-красотка, валяется в пыли, жалкая, беспомощная, пытаясь обмануть врага, изображая из себя раненую.

Пошли пустынные берега. Временами дорога отходит от берега, синий Балхаш скрывается за холмами, и вокруг полыхает от зноя раскаленная пустыня. Но за поворотом снова изумрудная полоска воды, и от нее веет свежим ветерком водного простора. Впереди на небольшом полуострове колышется в миражах целый городок кибиток. Он меняет очертания: то становится выше, крупнее, то распадается на маленькие пятнышки и потом неожиданно превращается в скопление развалин древних мавзолеев.

Очень давно здесь жили кочевники-скотоводы, возвели кладбище из глинобитных построек. Прошли века, сменилось несколько поколений, потомки забыли могилы предков, жизнь изменилась, над синим Балхашем засверкали звезды-спутники. Время источило могилы. В их стенках поселились земляные пчелы, под фундаментом устроили норы суслики и пищухи. Тут же обосновались ежи, на самой верхушке свила гнездо пустельга. Подточенные многочисленными жителями пустыни, разрушенные ветрами и дождями, многие стены рухнули на землю, и от них остались бесформенные холмики.