Позднее головковцы и сук на иве спилили, чтобы не напоминал он никому о страшном ноябре сорок первого.

За четыре тысячи километров от Москвы мать Веры ждала писем от дочери, ждала весточки много, много лет.

Через день-два после казни Веры в Головкове и Зои в Петрищеве Ставка Верховного Главнокомандования утвердила план контрнаступления генерала армии Жукова. «Тайфун» выдохся у предместий Москвы. Его остановили герои великой подмосковной битвы: панфиловцы под Дубосековом, войска, стоявшие насмерть на дальних и ближних подступах к Москве, и, конечно, Зоя и Вера и восемь их товарищей по части, повешенных на Солдатской площади в Волоколамске.

В ужасе шарахнулся назад непобедимый вермахт, завоеватель Европы, перед вздыбившейся Красной Армией, которая, как объявил Геббельс, «повержена окончательно и никогда более не поднимется». Бросая в панике осадные орудия и танки, во все лопатки бежали кавалеры ордена «Мороженого мяса» — так называли немецкие солдаты учрежденную Гитлером медаль за битву под Москвой. Снова взвился красный флаг над Веневом, Солнечногорском, Сталиногорском, Клином, Истрой, Волоколамском, Вереей.

Войска 4-й армии фон Клюге поспешно отошли на Нару, но и там не могли они удержаться, сдали Наро-Фоминск, Малоярославец, Можайск, Верею, едва не попали в котел, чуть не потеряли своего командующего, которому грозил плен.

За поражение в Московском сражении взбешенный Гитлер снял командующих всеми тремя группами армий: фон Бока, Лееба и Рундштедта, прогнал с поста командующего сухопутной армией Браухича и назначил себя на его место. Он отстранил Гепнера, Гудериана, Штрауса и еще около тридцати генералов. Москва сыграла роковую роль в судьбах германского генералитета, подкосила его цвет, серьезно ослабила вермахт в грядущих битвах.

Каким-то чудом хитрый лис адмирал Канарис, шеф абвера, ушел от опалы. А ведь именно этот сухопутный адмирал был повинен в том, что вермахт слепо ломился к Москве, ничего или почти ничего не зная о ее могучих резервах, о несокрушимом духе ее защитников. Поражение вермахта на подступах к Москве было одновременно и тягчайшим поражением его разведки, которая не только проявила поразительную близорукость, но и была совершенно сбита с толку дезинформационными мерами советской контрразведки.

Генерал-лейтенант Ганс Пикенброк, один из главных помощников адмирала Канариса, дал такую оценку работе абвера на Восточном фронте, сидя в советском плену:

«Необходимо заметить, что за время моей разведывательной работы против СССР военная разведка не выполнила поставленных перед ней задач. Это зависело не от плохой работы германской разведки, а от хорошей советской контрразведывательной работы, высокой бдительности не только военнослужащих Красной Армии, но и гражданского населения». Можно считать, что Пикенброку повезло: попав в плен, он сохранил себе жизнь. А Канариса Гитлер повесил незадолго до своего конца.

Сам Гитлер яро поносил своих разведчиков, неоднократно отмечая отставание своей разведки от разведки советской, а в середине октября 1941 года он в минуту откровенности поведал своим подручным в ставке: «Двадцать второго июня мы распахнули дверь, а не знали, что за ней находится».

Крах под Москвой потряс весь германский генералитет и офицерский корпус. Именно этот крах заставил многих видных вермахтовцев уже в первый год войны против СССР вступить в тайный заговор против Гитлера, который привел к целому ряду покушений на фюрера. Достаточно сказать, что не последнюю роль в этом заговоре сыграл генерал-майор Хеннинг фон Тресков, занимавший пост начальника штаба группы армий «Центр», — в марте 1943 года он пытался взорвать «кондор», на котором летел из Смоленска его фюрер и верховный главнокомандующий. Можно сказать, что подложенная им мина была миной замедленного действия, которая наконец взорвалась 20 июля 1944 года, так, впрочем, и не убив Гитлера.