— Понимаю, что вы чувствуете, — сказал я. — Джейн ждала любви, внутренне готовилась к ней, а вместо нее столкнулась с такой дьявольской жестокостью, которую трудно было предположить в человеческом сердце или уме.

Питер с яростью стукнул кулаком по оконной раме.

— Никакой суд, никакая казнь, предусмотренная законом, Джим, не смогут отплатить ему должным образом, — сказал он. — Я все время размышлял, испытывал ли сам когда-нибудь страх смерти тот исковерканный разум, который прятался за этим бессердечным, издевательским хохотом? Никак не могу заставить себя перестать думать о том, что она переживала в последние минуты жизни.

— Не стоит об этом думать, — сказал я.

— Но как не думать? — спросил он. — Торжество ужаса и насилия — вот, по-моему, что это было! Этот дьявольский смех, их крики о помощи, которых из-за воя ветра никто не слышал, страшный блеск лезвия ножа, внезапная парализующая уверенность, что это конец всему, униженные мольбы о пощаде, последняя смертельная агония. — Он судорожно вздохнул и снова ударил по раме. — Я ловлю себя на том, что надеюсь, она стала первой жертвой этого ублюдка, что ей не пришлось видеть расправу с подругой и с ужасом ждать своей очереди.

— Ради Бога, успокойтесь! — сказал я.

— Успокоиться?! — Он круто обернулся. — Вы можете себе представить, какой вой поднимут вездесущие доброхоты! Они будут орать, что этот ублюдок болен и должен быть избавлен от следования старой заповеди Моисея «око за око, зуб за зуб»! До того как он окажется в руках докторов и полицейских, я хочу повидаться наедине с этим животным, который смеется над жизнью людей, как испорченный ребенок, довольно хихикающий, когда раздавит на окне муху.

Не думаю, что мне приходилось сталкиваться с такой всепоглощающей яростью.

— Невыносимо сидеть здесь и ждать, пока полицейские вытащат кролика из шляпы! — сказал он. — Я спущусь вниз, где толпятся лыжники. Этот убийца пойдет за толпой, Джим. И где-то среди них он найдет себе очередную жертву. Дурман безнаказанного насилия кружит ему голову. Интересно, каким образом он удовлетворял свою кровожадность до того, как расправился с Гербертом и со мной… и в период между нами и Джейн? Я схожу с ума, когда думаю, что он наверняка где-то здесь. Он находит своеобразное удовольствие, наблюдая за нашими бесплодными усилиями вычислить его!

Он вернулся к кровати, схватил парку и шапку и стремительно вышел в коридор.

Думаю, если бы мне пришлось пережить то, что довелось Питеру, возможно, я так же сходил бы с ума от ярости. Конечно, мною тоже владела непримиримая ненависть к омерзительному преступнику. Я жаждал видеть схваченным этого парня, который понесет заслуженное наказание. Но должен признать, меня не тянуло встретиться с ним наедине. Я предпочел бы предоставить эту работу толстому коротышке, который сейчас, скорее всего, наливается спиртным в кабинете Макса.

Я уселся за печатную машинку и написал объявление о назначенном Причардом вознаграждении, чтобы передать его журналистам, и спустился вниз. За стойкой дежурил Рич Лэндберг. Он сообщил мне, что в баре около двадцати газетчиков дожидаются окружного прокурора, который обещал сделать заявление.

— Вокруг все уже болтают о происшедшем, — сообщил Рич. — Слух об этом распространился со скоростью лесного пожара. Уже все знают. Отец сказал, что мы должны работать, как будто ничего не произошло. Хорошенькое дело!

— Однако массового исхода пока нет?

— Вот еще! Наоборот, все жаждут быть здесь, когда его поймают. — Он покачал белокурой, как у матери, головой. — Просто поверить не могу, что парень, которого они ищут, болтается где-то здесь.