Высоко на склоне холма собрались те, кто действительно понимает все особенности прыжков с трамплина, знает, как судья подсчитывает очки. Они будут наблюдать за прыжками начиная с резкого старта на вершине вышки, чувствовать напряженность позы лыжника, который круто нагнулся, чтобы набрать как можно большую скорость во время разбега, а затем в душе совершат вместе с ним мощный, уверенный, своевременный прыжок в конце трамплина. Они будут видеть положение лыж после отталкивания, легкий наклон его туловища, чтобы поймать максимум подъемной силы воздушного потока, — восхитительная картина, что и говорить! Лыжи сомкнуты параллельно друг другу, все тело прыгуна устремлено вперед, руки крепко прижаты к бокам, ни малейшего прогиба в бедрах, нажим на лыжи в конце, чтобы придать им направление, параллельное площадке приземления. Затем само приземление, скользящее и уверенное, прикосновение к земле, самортизированное сгибом коленей и перемещение вниз центра тяжести в момент приземления; лыжи мгновенно переводятся в позицию Телемарка, одна лыжина впереди другой, тело резко выпрямляется, когда спортсмен, подскакивая, несется по площадке, финишируя крутым поворотом, чтобы избежать столкновения с ограничивающим барьером или с толпой зрителей.

Это похоже, подумал я, на любое другое достижение в жизни. Толпа видит только, как далеко вы прыгнули. И лишь специалисты способны понять, как вы этого достигли — с помощью мастерства и техники, приобретенных громадным трудом, чем вы рисковали, какой ценой вам достался этот блестящий результат.

Я пробрался поближе к барьеру. Лица многих зрителей были мне знакомы: я не раз встречал их в баре или в других местах «Логова». Один или два человека небрежно кивнули мне. Я весь напрягся. Где-то здесь, в этой толпе, возможно, так близко, что до него можно было дотронуться, находился хохочущий убийца.

Громкоговоритель, установленный наверху холма, объявил о выступлении следующего участника соревнования.

— Роберт Дауд, номер тридцать два, представляет клуб горнолыжников «Аргил». Первая попытка.

— На тренировках он показывал отличные результаты, — сказал кто-то рядом.

Бобби Дауд — тот самый молодой человек, который накануне угостил Джейн в баре. Я посмотрел на вышку на самой вершине холма. Мне удалось разглядеть только застывшую фигуру горнолыжника, ожидающего сигнал старта. Бобби Дауд! При нормальных условиях я бы понимал, что он испытывает в этот момент. Он уже натер лыжи мазью, соответствующей состоянию поверхности и температуре снега, оценил направление ветра по положению веток вечнозеленых деревьев. Позади остался длинный подъем, долгое ожидание на морозе. Сейчас внутри у него все вздрагивало от волнения. Я подумал, в состоянии ли он на это время отбросить воспоминание о юной, нежной девушке, от которой словно исходили волны невероятного жизнелюбия, светлого ожидания любви и доверчивости. Не видится ли ему в этот момент — возможно, у подножия холма — картина ее жестокой, бессмысленной смерти?

Стартер взмахнул флагом. Звук сигнального рожка достиг подножия холма только после того, как Дауд, низко согнувшись, начал свой разбег. Там, на старте, не слышный внизу, свистел ветер, треплющий его одежду. На мгновение лыжник исчез из виду, а затем, оставив позади холм, взлетел в воздух, как стрела, наклонившись вперед над поднятыми лыжами. Он спускался вниз навстречу нам, как огромная бескрылая птица. Раздался громкий хлопок лыж о плотно слежавшийся снег, когда он совершил безукоризненное приземление. Как только он пронесся по холму к площадке торможения, на трассе появились судьи, чтобы отметить точку его приземления своими шестами. По репродуктору уже объявили длину прыжка, когда Дауд резко затормозил футах в десяти от меня.

Раздался гром аплодисментов. Дауд нагнулся, отстегнул крепления и встал рядом с лыжами.

— Молодец, Бобби! — закричал кто-то.