— Посмотри, скотина, нешто это онъ!

Кучеръ взглянулъ въ комнату.

— Нѣтъ, не онъ-съ?

— Такъ гдѣ же онъ?

— Виноватъ, Николай Иванычъ, тутъ надо статься, грѣхъ случился. Признаться сказать, вчера я былъ выпивши. Ѣдемъ мы это по Обводному каналу, а я и вздремнулъ слегка. Проснулся, глядь назадъ, а сѣдока-то нѣтъ. Господи, думаю, потерялъ! Я назадъ. Ѣхалъ, ѣхалъ, вижу лежитъ на дорогѣ енотовая шуба. Стой, думаю, нашъ! Поднялъ и привезъ сюда. Здѣсь мы его не разсматривали, шубу съ него не снимали, а какъ былъ онъ, такъ и положили на диванъ. Теперича, стало быть, выходитъ, — я вмѣсто господина Калинкина кого нибудь чужаго привезъ. Вчера вѣдь былъ Николинъ день и пьяныхъ на улицѣ гибель что валялось. Главная штука енотовая шуба меня поднадула: какъ двѣ капли воды что у господина Калинкина.

Въ это время лакей манилъ Переносова въ прихожую. Переносовъ отправился. Въ прихожей стоялъ Калинкинъ. Онъ былъ блѣденъ, какъ полотно.

— Здѣсь жена? спросилъ онъ.

— Здѣсь. Иди скорѣй, успокой ее.

— О, Господи, Господи! Знаешь, вѣдь я въ части ночевалъ. Переносовъ, другъ, научи, что мнѣ ей отвѣчать, какъ мнѣ передъ ней вывернуться?

— Тутъ и вывертываться не надо, а скажи просто, что ночевалъ у пріятеля. Люди, которые ежели по-современному живутъ, такъ тѣ и по нѣскольку ночей дома не ночуютъ.

Калинкинъ перекрестился и вошелъ въ залу. Съ этого дня Калинкинъ не разу уже не былъ у Переносова.