Сегодня корабли с американским хлопком вполне легально прибывают в Манчестер по Мерси и Судоходному каналу, и никого это не удивляет. А как, наверное, позавидовал бы император Юстиниан нашему простому, дешевому — и безопасному! — способу устраивать дела.

Вместе с техасским хлопком мы проследовали через ряд очистительных устройств в огромный цех, где сильно пахло горелым маслом. В воздухе носились мельчайший частички распотрошенного хлопка-сырца. Они набивались в нос и в рот, подобно летучему пуху чертополоха, оседали на одежде. Рабочие, которые двигались между станками, казались белыми привидениями, а их усы выглядели так, будто полночи провели на сильном морозе.

В этом цеху пухлые массы хлопка-сырца превращаются в длинные и плоские ленты. Рабочим и их станкам приходится для этого изрядно постараться. Уж что только ни делают с хлопком машины: и дергают его, и сжимают, и рыхлят специальными металлическими зубцами — только что не поджигают! И все это время мягко, но настойчиво продвигают обработанный хлопок по направлению к прядильным машинам. В противоположном конце цеха установлены сотни бобин, которые непрерывно вращаются и с каждым оборотом наматывают на себя грубую хлопковую нить.

Из прядильного цеха мы направились на ткацкий участок, а по пути я заглянул в длинную комнату, где на крючках висели многочисленные пальто и шляпки. Это была раздевалка, и несколько девушек как раз там переодевались. И при том пели арию из «Мадам Баттерфляй»! Можете себе представить? За свою жизнь мне довелось побывать на десятках различных фабрик — и в Центральной Англии, и на Юге — но нигде я не слышал, чтобы фабричные работницы распевали оперные арии.

В первый момент девушки смутились, но затем, разговорившись, похвастались, что прошлой зимой они ставили «Цыганскую девушку».

Управляющий распахнул дверь, и мы тотчас попали в сущий ад. Сотни ткацких станков стояли в цеху и беспрерывно вращали рычаги, производя при этом шум, как целая стая обезумевших куриц. Грохот стоял такой, что разговаривать было совершенно невозможно. Несчастным работницам, чтобы хоть как-то между собой общаться, пришлось изобрести собственную азбуку глухонемых. Когда мы вошли, я увидел, как одна из девушек шевелит губами. И что вы думаете? Известие о нашем визите моментально распространилось по цеху. К тому времени, когда мы достигли дальнего угла, нас там уже ждали!

В этом цеху производили хлопчатобумажную ткань и вискозу. Я обратил внимание, что над некоторыми станками крепится нечто вроде продырявленных банных ковриков. Мне объяснили, что это жаккардовы ткацкие станки. Каждый раз, когда такой «коврик» совершал очередной рывок, из-под него выходила новая порция искусственного шелка для чьей-то пижамы! В один из таких волнующих моментов я впервые в жизни столкнулся с «живчиком».

Сегодня в Лондоне навряд ли кто слышал о «живчиках», а здесь это чрезвычайно популярный персонаж. «Живчик» — человек, который «оживляет» уставший и замешкавшийся ткацкий станок. А по совместительству общепризнанный клоун Ланкашира. Стоит произнести магические слова: «Как-то раз один «живчик»»… И ваш собеседник (если он, конечно, ланкаширец) начинает улыбаться и готовится от души посмеяться. Подобное отношение к данной профессии, похоже, сложилось в далеком прошлом, когда условия работы на ткацких фабриках были куда более суровыми, чем сейчас. Могу предположить, что в те времена «живчики» часто использовали свою власть против фабричных рабочих. Как результат: вот уже третье или четвертое поколение ланкаширцев отыгрывается на «живчиках», причем делает это с присущим им чувством юмора.