Как и говорила Эвелин, сломанная крышка багажника была привязана желтым поясом ее куртки. В перчатках узел не так легко было развязать; Ричард панически боялся оставить отпечатки пальцев. Наконец багажник открылся, и они обнаружили там скатанный ковер, испачканный запекшейся кровью, а развернув его, увидели женщину в спортивном костюме, закрывшую лицо руками. Она лежала в такой странной позе, что походила скорее на сломанную куклу, чем на человека, а ее кожа, там, где ее удавалось разглядеть, была ярко розового цвета. Она была мертва, никаких сомнений. Несколько минут они разглядывали тело, не в состоянии даже представить себе, что могло произойти, ведь крови не было; следовало перевернуть труп, осмотреть его целиком. Несчастная женщина совсем заледенела, тело было твердым, словно бетонная плита. Лусия тянула и толкала, но не могла сдвинуть его с места, в то время как Ричард, чуть не плача от тревоги, светил фонарем.

– Думаю, она умерла вчера, – сказала Лусия.

– Почему?

– Rigor mortis  . Труп коченеет примерно через восемь часов после смерти и пребывает в таком состоянии тридцать шесть часов.

– Тогда получается, это могло произойти позавчера ночью.

– Ну да. А может, и раньше, на улице очень холодно. Кто бы ни был тот, кто ее сюда положил, он на это рассчитывал. Возможно, он не мог избавиться от тела в пятницу из за метели. Очевидно, он не спешил.

– А возможно, rigor mortis  уже прошел и тело просто замерзло, – предположил Ричард.

– Человеческое тело – это не то же самое, что курица, Ричард, оно должно пролежать не меньше двух дней в холодильнике, чтобы окончательно замерзнуть. Допустим, она умерла между позавчерашним и вчерашним днем.

– Откуда ты все это знаешь?

– Лучше не спрашивай, – отрубила она.

– В любом случае это дело судебного патологоанатома и полиции, а не наше, – заключил Ричард.

Тотчас же, как по волшебству, засветились фары машины, заворачивающей за угол. Они кое как, не до конца, прикрыли крышку багажника в тот самый момент, когда патрульная машина остановилась рядом. Один из полицейских высунулся в боковое окно:

– Все в порядке?

– В порядке, офицер, – ответила Лусия.

– Что вы делаете в такое время на улице? – не унимался он.

– Вышли за памперсами для моей матери, мы их оставили в машине, – сказала Лусия, взяв с сиденья большой пакет.

– Хорошего дня, офицер, – добавил Ричард срывающимся голосом.

Они подождали, пока машина уехала, снова привязали крышку багажника поясом и пошли в дом, стараясь не поскользнуться на лестнице и захватив пустую кастрюлю и памперсы; оба молили Бога, чтобы патрульным не пришло в голову вернуться и еще раз взглянуть на «лексус».

Ричард и Лусия нашли Эвелин, Марсело и котов там же, где оставили. Они спросили девушку, зачем ей памперсы, и она ответила, что у Фрэнки, сына хозяев, церебральный паралич и памперсы для него.

– Сколько лет ребенку? – спросила Лусия.

– Тринадцать.

– Он пользуется памперсами для взрослых?

Эвелин смутилась и покраснела, а потом пояснила, что мальчик слишком развит для своего возраста, по утрам его будит птичка и памперсы нужны свободные. Лусия перевела Ричарду: речь идет об эрекции.

– Меня нет со вчерашнего дня, он, наверное, в отчаянии. Кто сделает ему укол инсулина? – прошептала девушка.

– Ему нужен инсулин?

– Если бы мы могли позвонить сеньоре Лерой… Фрэнки нельзя оставлять одного.

– Слишком рискованно пользоваться телефоном, – сказал Ричард.

– Я позвоню со своего, у меня скрытый номер, – сказала Лусия.

В телефоне раздалось два гудка и затем раздраженный голос ответил, срываясь на крик.