Менедем велел половине гребцов сесть в лодку и протянул канат от ее кормы до форштевня «Афродиты». В то время как эти моряки гребли что было сил, чтобы помочь отогнать судно от берега, Менедем и остальная команда толкали его в корму и борта.

Но «Афродита» не хотела двигаться. Вытирая пот со лба, Диоклей сказал:

— Может, стоит разгрузить ее, прежде чем спускать на воду?

— К воронам! — ответил Менедем, хотя подумал о том же самом. — Если мы сперва будем снимать кувшины и тюки, а потом снова грузить их на борт, то ни за что не доберемся к закату до Книда.

— Тогда попытаемся еще раз? — предложил келевст.

— Попытаемся, если только ты не настроен пуститься домой вплавь, — ответил шкипер.

Диоклей покачал головой.

— Давайте! — закричал Менедем. — Не щадите на этот раз спин! Еще один хороший рывок — и мы на воде!

Он вовсе не был уверен, что говорит правду, но именно это и нужно было услышать морякам. Менедем сделал усилие вместе с остальными, его босые ноги глубоко зарылись в золотистый песок.

Сначала он думал, что эта попытка окажется такой же напрасной, как предыдущая. Но потом фальшкиль заскрипел: судно сдвинулось с места — немного, всего на длину пальца или даже меньше, но все же сдвинулось.

Все почувствовали это крошечное изменение.

— Мы справимся! — закричал Менедем. — На счет «три»… Раз, два, три!

Снова раздался скрип дерева по песку. Люди, отдуваясь и сыпля проклятиями, тянули и толкали. А в маленькой бухте гребцы, сидевшие в лодке, старались так, как будто их преследовали пять боевых карфагенских кораблей, полных головорезов.

«Афродита» сдвинулась еще чуть-чуть, затем еще немного — а потом, к великому изумлению Менедема, скользнула в море.

Моряки разразились радостными криками.

— Мы проведем ночь у пирса в Книде! — сказал Соклей. — Но в следующий раз, когда нам придется вытаскивать судно на берег, лучше выбрать песчаный. Давайте впредь не будем связываться с таким твердым берегом, как здесь.

— Что ж, это не самая худшая из твоих идей, — ответил Менедем. — Тем не менее мы должны давать корпусу подсохнуть всякий раз, как подвернется случай. Гребля становится слишком тяжелой работой, когда судно разбухает от воды, ведь это увеличивает его вес.

Он вошел в прохладную воду бухты и, проворный, как обезьяна, вскарабкался по канату на борт «Афродиты». Соклей последовал за братом, хотя и не так грациозно. Вскоре все уже были на борту, а лодка снова привязана к ахтерштевню, чтобы идти на буксире.

— Выйдем из бухты, — сказал Менедем, — потом обогнем южный берег Сима, а затем двинемся на северо-запад к Книду.

Он занял место на рулевых веслах — с его одежды и волос все еще капала вода — и кивнул Диоклею.

— Если не возражаешь, келевст, начинай…

— Уже начинаю, шкипер. — Начальник гребцов ударил колотушкой в бронзу. — Риппапай! Риппапай!

— Риппапай! — эхом отозвались гребцы, подхватив ритм.

Менедем посадил на весла только десять человек. Он будет сменять вахты, как делает любой капитан, если нет отчаянной спешки.

— Теперь я могу выпустить пару павлинов? — спросил Соклей.

— Подожди, пока мы не отойдем от Сима и не окажемся на более глубокой воде, — ответил Менедем. — Мы же не хотим, чтобы треклятые птицы попытались улететь на берег и утонули.

— Ты прав. Я об этом не подумал, — сказал Соклей.