|
Она волновалась во сне, бросая себе упреки. Ибо она не сомневалась, не смогла ли она выходить его, даже после того, как с него сняли скальп. Эти раны были многочисленны, голова окровавлена, но можно было бы постараться. "Я должна была бы... Я должна была бы...” А она смотрела, как он умирает на ее руках. Она ждала. Она надеялась, что он умрет. Нужно было, чтобы он умер... Ах! Долгая, долгая смерть, как ты медленно приходишь, и какой внезапной можешь быть! Сидя у ее изголовья, Колен не пытался ее утешить, ограничиваясь тем, что шептал успокаивающие слова, которые смягчали ее рыдания. Затем ее здоровье укрепилось, ее беспокойство за Онорину взяло верх над произошедшей драмой, и видение прошедших дней стало мало-помалу отступать. Ее сон стал мирным и глубоким. Просыпаясь, она видела вокруг себя силуэты людей, слышала их голоса, и реальность прогоняла страшные сны. Она изменилась. Она не знала еще, в чем это заключалось. Это происходило с ней и раньше, но никогда еще она не испытывала такого острого ощущения разрыва, разрушения и потери. Иногда она сердилась на них за их разумные слова, за их логические доводы, за их планы, которые строились вокруг этого отъезда. А ее никто не понимал, даже Колен. Ее разум, ее сердце и душа были похожи на птиц, которые бьются о прутья клетки, слишком узкой для них. Это делало ее нервозной, легко раздражимой, за что она сама себя упрекала. - Простите меня, - не переставала повторять она. - Я погорячилась... И они прощались ей все, и поскольку они не знали, какие мучения души она испытывала, они могли только лишь утешаться и радоваться за нее, за то, что она снова обретает свой боевой дух и силы, чтобы противоречить им, когда дело касалось отъезда. В действительности, они удивлялись быстроте, с которой она возвращалась к жизни. Под солнцем, словно в руках умелого парикмахера, ее волосы снова становились мягкими и блестящими. Ее бледность сменялась румянцем, губы становились ярче, тени под глазами исчезали, и вот уже она являла собой ту тревожную красоту, которая характерна для женщин, протанцевавших всю ночь на балу. Индейцы-кочевники начали прибывать, и не понимали, что произошло с фортом, где хлеб, где все люди?.. Они смотрели на разрушенный городок Вапассу, который они привыкли посещать, затем, отказываясь верить в происшедшее, они ставили свои вигвамы. И вот уже равнину наполняли дымы, крики детей, лай собак, индейцы готовились к летним работам. Но вот истек последний день, и караван стал готовиться к отправлению. Анжелика сердилась на Колена так сильно, что не отвечала на его вопросы, когда он к ней обращался. В последний момент сигнал к отправлению был отложен, потому что куда-то делись дети. Они предпочли заняться самостоятельными исследованиями округи. Однако, они не должны были далеко забраться. Пока их искали, носильщики сняли со спин свои грузы. Глаза Анжелики оглядели Вапассу и устремились к горизонту. Внезапно она перестала грустить. Эти горы, эти леса поведали ей свой секрет. Она не имела права забыть, дать пригнуть себя к земле тяжестью жизни. Индейцы, которые издалека наблюдали за белыми, внезапно оживились и понеслись к ним толпой, что-то возбужденно выкрикивая. |
