|
Оглядываясь, она искала поддержки у своих партнеров по игре. Но они не пришли ей на помощь. Застыв с картами в руках, опустив к ним глаза, они представляли собой олицетворение бесчувственности. Живость и пикантность диалога не оставляли им времени подсчитывать удары. Мадам де Шольн не обратила внимания, что по щекам ее текут слезы, прочерчивая серебристые полоски на бархатной пудре. Ее занимал разговор, вызвавший у нее тревогу, и бесило молчание друзей. - Вы заслуживаете того, чтобы я вас наказала. - Вы очень меня обижаете, мадам. Где и когда? - У меня, на улице Резервуар. После трапезы с королевой. - Я там буду. Столько высокомерия и ледяной снисходительности в простом паже ужасало и привлекало ее. Она захотела выйти из боя победительницей. - Итак, вы собираетесь придти? И вы собираетесь принести мне в дар свежесть ваших щек, твердость ваших губ и... продемонстрировать мне вашу силу, еще такую нерастраченную? - А вы, мадам, что предложите мне вы, в обмен? Она вышла из себя: - Искусство любви, если уж вы так этого добиваетесь!.. Красавчик-паж. Или этого вам мало?.. И не желая, да и не в силах, продолжать дальше, дрожа, непонятно от какого бешенства, она схватила перчатки и веер, щелкнувший как хлыст, и гордо удалилась. Игроки пришли в себя. Они испытывали чувство человека, который только что проснулся и не может осмыслить дурацкий сон. Привычка не оставлять ни одно событие без внимания и комментария вынудила их сказать несколько слов, несмотря на замешательство. - А малыш-то дерзок! - сказал д'Ореманс. - Его дело сделано. - Что за дело! - проворчал де Шавиньи, пожав плечами. - Он богаче ее, и всем известно, что он и его братец пользуются особой милостью короля. - Ну?.. И что на него нашло? - Что на них нашло? - Особенно на нее. - Нет! На него!.. - Нет! На нее!.. Возвратившись к себе, маркиза переполошила слуг, раздав им тысячи противоречащих поручений, приказав им в то же время срочно убраться вон. Она не желала никого видеть. Она не знала, чего ждет и чего хочет. Не имея детей, она их не любила. Но из-за отсутствия их она лишила себя привилегий, свойственных матерям, особенно, если они производят на свет наследника. Особенно, и, быть может, по этой причине, ей не нравились молодые люди, они вызывали у нее необъяснимый гнев. Она ненавидела их ломающийся голос, их манеры маленьких мужчин, которые овладевают властью. Этот будет постарше. Ему можно дать шестнадцать или семнадцать лет. Но по части дерзости он многим даст фору. Мало-помалу она приготовилась к тому, чтобы, когда он появится, отчитать его и захлопнуть перед ним дверь, а если он станет настаивать, то тогда... тогда она убежит, или будет защищаться... Придет ли он? Если нет, то она чувствовала, что поведет себя непредсказуемо, она будет способна разбить любимые безделушки, разрезать картины и даже новый пеньюар лионского шелка... Но если он придет... При этой мысли она испытывала ужас. И когда она увидела его перед собой, то ей показалось, что он затеял этот маскарад и спектакль, с единственной целью - убить ее ударом кинжала без свидетелей. Ее чувства отразились на ее лице, потому что после минутного молчания он удивленно сказал: - Мадам, какой страх вас мучает?. |
