– Дэй?

В наушнике раздается другой голос. Я замираю.

Действие галлюциногенов из сигареты уже должно было закончиться. Неужели ее голос тоже игра воображения? Я не слышал его почти год, но узна́ю из миллиона других; одного этого звука достаточно, чтобы перед моим мысленным взором возник образ Джун, словно она случайно забрела в этот проулок. Пожалуйста, только не она. Пожалуйста, только бы она.

Неужели ее голос всегда так на меня действовал?

Понятия не имею, сколько я простоял недвижимо, но, наверное, прошло какое-то время, потому что она повторяет:

– Дэй, это я – Джун. Ты меня слышишь?

Дрожь проходит по моему телу.

Все взаправду. И правда она.

Тон ее чуть изменился. Неуверенный, официальный. Она словно говорит с посторонним человеком. Мне наконец удается взять себя в руки, я снова включаю микрофон:

– Я тебя слушаю.

И мой голос звучит иначе – тоже неуверенно, тоже официально. Надеюсь, она не слышит в нем легкой дрожи.

После небольшой паузы Джун говорит:

– Привет. – Потом долгое молчание, после которого: – Как ты?

Внезапно я ощущаю, как во мне копится поток слов, грозя прорвать плотину рта. Я хочу сказать ей все: после нашего прощания я каждый день думал о тебе, прости, что не разговаривал с тобой, жаль, что ты не выходила со мной на связь. Я тоскую по тебе. Тоскую по тебе.

Но ничего такого я не делаю. Мне удается только выдавить:

– Отлично. А что?

После некоторой паузы она произносит:

– Вот как? Рада за тебя. Извини за поздний звонок – ты наверняка пытаешься уснуть. Но сенат и Президент просили меня лично передать их просьбу. Я бы не стала тебя беспокоить, если бы не считала, что это крайне важно. Денвер дает бал по случаю Дня независимости, во время торжества состоится экстренное заседание. Нам необходимо твое присутствие.

– Зачем?

Я, кажется, разучился отвечать неодносложно. Почему-то, слыша на линии голос Джун, ничего поумнее не могу придумать.

Она выдыхает, и сквозь помехи пробивается ее голос:

– Ты знаешь о подготовке мирного договора между Колониями и Республикой?

– Да, конечно.

Все в Республике знают о договоре: главное желание нашего драгоценного маленького Андена – покончить с войной, которая длится уже сто лет. И пока все вроде бы идет в верном направлении: последние четыре месяца на фронте не ведется боевых действий. Никто и не предполагал, что наступят такие времена. А опустевшие стадионы для Испытаний по всей стране – разве можно было такое вообразить?

– Кажется, Президент метит в герои Республики.

– Не спеши с выводами. – Голос Джун падает, и кажется, я вижу выражение ее лица. – Вчера мы получили гневную ноту из Колоний. По их прифронтовым городам распространяется чума, и они винят нас – якобы мы воздействовали на них биологическим оружием через границу. Они даже определили серийные номера снарядов, которыми на их территорию якобы перебрасывали чумные бактерии.

Ее слова приглушенно звучат среди мятущихся мыслей, пробиваясь сквозь туман воспоминаний об Идене и его черных кровоточащих глазах, о мальчике в поезде, которого использовали как оружие.

– Так теперь мирный договор отменяется? – спрашиваю я.

– Да. – Голос Джун сникает. – Колонии утверждают, что чума – это фактически военные действия против них.

– И при чем тут я?

Еще одна долгая зловещая пауза.