Обычно веселый и общительный, академик полдороги мрачно молчал, а когда сделали остановку и Борька с Глебом за компанию с водителем отправились в кустики по малой нужде, Валентин Мефодьевич коротко бросил жене:

— Плохи мои дела, Дарьюшка! В Узком меня уже ждут. Такой праздник испортили, мерзавцы.

— Кто тебя… ждет? — пролепетала перепуганная супруга.

— Будто не знаешь кто. Гепэушники. Снова дал трещину фундамент. Просто какой-то злой рок! Зря я связался с этой проклятой стройкой.

Его супруга Дарья Васильевна и сама сознавала, что это — конец, но все же попыталась подбодрить мужа.

— Только не надо падать духом, Валечка. Неужто ты, академик, не сможешь доказать, что не виноват в просчетах проекта? Сам же говорил, что грунт там ужасный. — И мягко добавила: — Ну снимут тебя с работы. Ославят. Сделают простым инженером. Жизнь на этом для нас не кончится.

— Если бы так, Дарьюшка! Если бы рассматривались только инженерные аспекты, — покачал головой академик. — Но здесь первую скрипку будет играть политика! Срыв строительства Дворца Советов — символа новой эпохи, народу не объяснишь только техническими причинами. Тем более что бытует мнение, будто это Богом проклятое место. — Валентин Мефодьевич, тяжело вздохнул: — Заранее предвижу, что объяснение будет одно — вредительство. В этом обвинят все руководство стройки и меня в первую очередь. В Чека состряпают фальшивое «дело», на что они большие мастера, и это означает конец. Не надо обманывать себя, дорогая!

До приезда в Узкое они больше об этом не говорили. Но в доме его действительно ожидали двое крепких мужчин в штатском. Академика увезли, и больше Тёма его никогда не видел. А через пару дней съехала с дачи Дарья Васильевна, и Бориса с Глебом он встретил лишь спустя много лет.

* * *

— Кто бы мог подумать — милый, обаятельный человек, и на тебе — оказался Главарем шайки вредителей, — недоумевал Сергей Ильич, читая газеты, сообщавшие о срыве стройки Дворца Советов по вине не дремлющего классового врага.

— Как бы и нас с тобой, Сережа, не начали таскать в ГПУ за соседство по даче, — тревожно отозвалась Анна Михеевна.

— Не должны, — постарался успокоить ее муж. — Всем ведь известно, что мы раньше и знакомы-то не были. Это и академик Газарян сможет подтвердить, — привел он убедительный довод.

— А ты веришь тому, что там и правда было вредительство? — с сомнением произнесла Анна Михеевна, понизив голос, хотя, если не считать Тёмы, в доме они были одни. — Не похоже, чтобы такой большой человек, всеми уважаемый академик был способен совершить диверсию. Ну зачем ему это было надо?

— Недаром говорят: чужая душа — потемки, — задумчиво ответил Сергей Ильич. — Конечно, человеку простому трудно понять, зачем люди, занимающие высокое положение, всем рискуют, чтобы добиться еще каких-то своих целей. Но ведь по радио передавали, что чекисты разоблачили поповский заговор, и это очень похоже на правду! Ты разве не слыхала?

Анна Михеевна штопала детям чулки, но, узнав эту новость, отложила свое занятие.

— Нет, и никто мне об этом не говорил. До сих пор много толкуют о том, что Бог проклял это место и не даст коммунистам построить там свой Дворец Советов. Выходит, цель вредительства — доказать народу, что так оно и есть? Я правильно поняла?

— В общем, да.