Жербье считал себя человеком сильным. И он им был. Он считал, что никогда ничего не делает необдуманно. И это было правдой. Он распалил Легрэна своими рассказами для того только, чтобы сделать его своим сообщником. Но теперь, забыв обо всем, он сказал в безотчетном порыве:

— Я тебя не оставлю. Деньги у меня есть, я смогу раздобыть, если нужно, еще, поселю тебя у надежных людей, тебя будут лечить. Проживешь там, сколько нужно, до полного выздоровления.

— Не для этого я собирался бежать, мосье Жербье, — услышал он в темноте спокойный голос Легрэна. — Я хотел стать связным. Не хочу отнимать у товарищей карточки ради своего драгоценного здоровья. Не хочу быть для Сопротивления обузой. Я ведь теперь отлично знаю, что такое Сопротивление.

Жербье был не в силах что-либо ответить Легрэну, а тот продолжал:

— И все же я рад, что узнал от вас про Сопротивление. Больше я не буду чувствовать себя таким несчастным. Я понимаю, что такое жизнь, я люблю ее. Теперь я стал как Армель. У меня есть вера.

Он немного оживился, в голосе зазвучала ожесточенность:

— Но справедливость нужна мне не на том свете, мосье Жербье. Скажите друзьям — и в лагере, и на вале, — скажите, пусть они поторопятся. Я хотел бы сам увидать, как придет конец людям с пустыми глазами.

Он замолчал, никто из двоих не мог бы сказать, как долго длилось молчание. Оба не сводили глаз со щели в дверях, сквозь которую проникал свет прожекторов, освещавших колючую проволоку. И оба одновременно вскочили, когда свет погас. Мрак свободы слился с мраком тюрьмы. Жербье и Легрэн стояли в дверях.

Вопреки здравому смыслу, забыв об осторожности, Жербье сделал еще одну попытку:

— Они обнаружат причину аварии, увидят, что я бежал. Сопоставят факты и примутся за тебя.

— А что они могут еще мне сделать? — пробормотал Легрэн.

Жербье все не уходил.

— Наоборот, я буду вам полезен, — сказал юноша. — За мной придут, чтобы починить линию. Я сразу выскочу из барака, они не заметят, что вас нет, а я еще проволынюсь лишних полчаса с ремонтом. Вы с Бизоном будете уже далеко.

Жербье переступил порог.

— Подумай в последний раз, — сказал он почти умоляюще.

— Я никогда никому не был в тягость, — ответил Легрэн. — Не буду в тягость и Сопротивлению.

Жербье проскользнул в дверь и, не оборачиваясь, пошел туда, где в колючей проволоке был лаз. Он знал это место наизусть, знал наизусть, сколько шагов до него.

Легрэн аккуратно затворил дверь, прошел к своему убогому ложу, вцепился зубами в парусину матраса и молча стал ждать.