— Оставьте ее в покое.
Я побежал в сторону деревьев. Она побежала вслед за мной.
— Питер, вы совсем сошли с ума от всего пережитого. Что вы сможете сделать? Отвезти тело в полицию? Вы думаете, они вам поверят, когда вы принесете им ее тело и расскажете эту неправдоподобную историю? Оставьте ее, говорю я вам.
— Я не могу оставить ее там.
— Но она уже умерла. Это ужасно, но это так. Она как мой бедный старичок на кладбище. Он чувствует аромат лилий и тубероз? Нет. Пойдемте. — Она тащила меня к машине.
— Позже, когда мы вернемся в город, я позвоню из автомата, расскажу им, как ее найти, и они позаботятся о ее теле. Но сейчас не ходите к ней.
Она говорила довольно убедительно. Из ее слов я понял, что действую как шут. Я абсолютно ничего не мог достигнуть тем, что вернусь сейчас на место, где лежит Лена. И конечно, ничего хорошего не получится из того, что мы заявимся с нашей неправдоподобной историей в министерство иностранных дел, где всегда с подозрением относились к американцам.
И конечно, с этим делом ни в коем случае нельзя обращаться в местную полицию. Это выше их понимания.
Я чувствовал смертельную усталость, как будто пробежал по крайней мере десять миль. Но рассудок полностью вернулся ко мне. Я подобрал проколотое колесо и гаечный ключ, спрятал их в багажник и сел в машину рядом с Верой. По дороге я только краем уха прислушивался к ее голосу. Я знал, что она говорит только для того, чтобы как-нибудь отвлечь меня от моих мыслей. Но я был вполне спокоен, и я знал, что мне теперь делать.
Как только мы приедем в Мехико, я пойду к Холлидею и выведу его на чистую воду. Пришло время поменяться ролями. Теперь просто так, для развлечения, я буду охотником, а он — преследуемым.
— Питер, — прервал мои мысли ее голос.
— Да, Вера?
— Слушайте.
— Я слушаю.
— Они забрали у миссис Снуд эту книгу и все-таки хотели заманить нас в западню. Зачем?
— Чтобы убить нас.
— Нет. Если бы они хотели убить нас, почему они не убили меня, когда я была одна машине? Или вас, когда вы были на кургане? Или раньше в монастыре? Дело совсем в другом. Очевидно, даже с книгой в руках они еще не получили всего, что им нужно. Есть что-то еще.
— Еще?
— Они думают, что вы что-то знаете. Вот почему они хотели заманить вас на пирамиду и заставить вас все рассказать им. Подумайте, Питер, вы уверены, что эта Дебора Бранд больше ничего вам не давала и ничего не сказала?
— Абсолютно уверен.
— Подумайте хорошенько. Расскажите мне все. Начните с самого начала. Все. Мы постараемся догадаться.
Это все-таки было какое-то занятие. Это хоть немного отвлечет меня от мысли о том, что я хочу убить Холлидея. Когда мы проезжали по темным пригородам, я старался восстановить в памяти все, что Дебора сказала мне, начиная с того, как она села ко мне в машину у юкатанского отеля, как она натирала мне спину, и до того, как провела ночь у меня в комнате перед своей последней прогулкой на сенот.
Вера все время задавала мне вопросы:
— Она сказала вам, что собирается поехать в Мехико?
— Да, так она говорила.
— Но вы не видели у нее билет на самолет?
— Нет. Его не было и в ее сумочке.
— Тогда, может быть, она лгала?
— Наверное.
— Она рассказывала вам об отце, финне, археологе в Перу. Она рассказывала об американке-матери, которая уже умерла. А она не говорила вам, к кому она едет? К брату, к сестре, к тете, к дяде?
При слове д я д я у меня появилось смутное воспоминание. Я всячески старался осознать, какое именно. Это было мучительное состояние: воспоминание вертелось где-то буквально на грани сознания. |