— Что я сделал? — лепетал он. — Пожалуйста. Вы не имеете права. У меня есть документы. Пожалуйста.

Я вошел вслед за ним и ногой захлопнул дверь. Я снова увидел эту роскошную желтую мебель. Ваза с гвоздиками по-прежнему стояла на кофейном столике. Повсюду разложены чемоданы. Некоторые из них открыты.

На ковре лежала одежда, всякие безделушки и скомканные газеты.

Но Холлидея не было.

Я нацелил револьвер в мексиканца в красивом халате.

— Идите в спальню.

По его лицу струился пот. Рот был все еще открыт, но, по-видимому, он совершенно потерял дар речи. Неуклюже пробираясь между чемоданами, он подошел к двери в спальню и толкнул ее. Я шел за ним.

В спальне раздался пронзительный женский крик. Я вошел в спальню. На кровати, в которой я провел прошлую ночь, прислонившись к подушкам, сидела полная женщина. Она читала журнал. Сейчас он лежал у нее на коленях. С искаженным лицом она смотрела на меня из-за жирной спины мужа.

Здесь тоже было два дорожных сундука и несколько чемоданов. Одежда аккуратно разложена на другой кровати. Шкафы открыты.

— Что вы хотите? — совершенно неожиданно обрел он дар речи, и слова вдруг хлынули бурным потоком. — Деньги? Я дам деньги. Пожалуйста. Я отдам все, что имею. Только не трогайте жену. Пожалуйста, только не жену.

Все еще держа револьвер нацеленным на него, я прошел в ванную комнату, толкнул ногой двери и заглянул внутрь. Она была пуста.

Женщина хныкала. На ней был какой-то нелепый розовый чепчик, который съехал на один глаз. Они с мужем начали что-то лопотать по-испански. По-видимому, муж старался успокоить ее.

Я очутился в ужасно глупом положении.

— О'кей, — я кивнул на гостиную. — Пойдемте туда.

Все еще лепеча жене какие-то утешения, мужчина суетливой походкой перешел в гостиную. Я за ним. Я заглянул на кухню. Тоже пусто. Я сел на ручку одного из кресел и сказал:

— Когда вернется Холлидей?

Мексиканец заморгал.

— Холлидей?

— Мне нужен Холлидей. Я…

— Ох. — По его лицу расплылась улыбка надежды. — Это другой квартирант? Американец, который уехал сегодня утром?

Чемоданы и женщина в спальне… Все объясняется страшно просто.

— Он уехал, — говорил между тем мексиканец. — Я не знаю его имя. Но этот человек уехал сегодня утром. Несколько месяцев мы с женой искали меблированную квартиру. Наконец-то нашли ее. Я заплатил швейцару сто песо. Только сегодня после обеда мы въехали сюда. А теперь…

Не было никакого смысла продолжать эту сцену. Я понял, где я промахнулся. Я должен был предвидеть, что, поскольку я знал об этой квартире, Холлидей больше не мог в ней оставаться. Мне не нужно было никаких доказательств того, что мексиканец не врет. Невинность только что въехавшего в квартиру жильца была написана на обоих его дрожащих подбородках.

Я убрал револьвер в карман. Он не верил своим глазам. Руки все еще были подняты.

— Извините, — сказал я. — Передайте также мои извинения вашей жене.

Он отрыл было рот, но слова опять, должно быть, застряли.

— Вероятно, вы не знаете, куда он уехал?

Он энергично затряс головой.

— Советую вам отнестись к этой сцене с юмором. По крайней мере, теперь вам есть что рассказать своим друзьям.

Я ушел, а он, все еще не веря своему счастью, кричал:

— Мамочка, мамочка, все хорошо! Он искал американца, который уехал.

Грузные шаги потопали к спальне.

Я бегом сбежал с лестницы. Я не думал, чтобы он позвонил в полицию, но все-таки не следует рисковать. Я тихонько выскользнул на улицу. Меня охватило унылое чувство беспомощности. Где-то в темноте простиравшегося передо мной города сейчас находится Холлидей.