— Отлично, — похвалила женщина. — Я могу уже ехать?

— Не спешите вы так… Я не зря спросил, крепко ли вы спите. Теоретически, пока вы спали под подушкой, Каневич мог впустить в квартиру Поличного. Не делайте возмущенное лицо, Надежда Леопольдовна, от теоретизирования еще никто не умирал. Ведь, признайтесь, мог?

— Мог, — согласилась женщина, — если тот не воспользовался звонком, а тихо поскребся в дверь. Зачем Родиону это нужно? И куда он дел Поличного? Спрятал на антресоли? И я бы ничего не почувствовала по поведению Родика? Послушайте, вы же не думаете, что он до сих пор там валяется — на антресоли? Кстати, милиция, насколько помню, обшарила всю квартиру…

— Я спрашивал о том, мог ли ваш Родик впустить в дом Поличного. В этом нет никакого криминала, не волнуйтесь. И тут мы с изумлением узнаем, что впустить в квартиру Поличного мог не только Родик, но и вы, Надежда Леопольдовна!

— Это как? — не сообразила женщина.

— Пока он мылся под душем, вы провели на кухне неопределенно долгое время. Он мог постучать, вы могли открыть, о чем Каневич даже не подозревал.

— Так арестуйте меня, — улыбнулась женщина. — Кстати, если я впустила соседа и спрятала его в тайной комнате, в этом нет ничего преступного.

— На том момент, разумеется, не было. Преступным ваше деяние стало после того, когда до вашего сведения донесли, что Поличный обвиняется в нескольких преступлениях, среди которых рэкет и похищения людей — не самые тяжелые. Узнав об этом, вы должны были немедленно информировать органы.

— И сколько я теперь получу? — она криво усмехнулась. — Десять лет? Пятнадцать? Как вы думаете, за это время в стране угомонится экономический кризис? Кстати, вынуждена вас огорчить, детектив. Не спорю, теоретическая возможность укрыть Поличного у меня была. Но тайной комнаты в доме нет, за исключением большой стиральной машины, — она засмеялась. — Не поверите, но один из воскресных олухов заглянул даже в нее. И в то утро я Поличного не видела. Это было обычное воскресное утро — до того момента, как в дверь не полезли посторонние. Я могу уже ехать по своим делам?

— О, безусловно, — он посторонился, освобождая дорогу к машине. — Не возражаете, если я поговорю с вашим мужчиной?

Она замешкалась. И даже не отметила, с какой интонацией он произнес это слово — «мужчина».

— Мне кажется, бывают мысли и поудачнее. Родик так впечатлителен…

— Но он уже взрослый, нет? — «И как она нашла в небольшом городке такое чудо?» — подумал он.

— Хорошо. Только сильно на него не давите.

— Не буду, Надежда Леопольдовна. Только из уважения к вам…

Возможно, ей и не хотелось уезжать. Глаза говорили, что она еще бы поболтала — независимо от той белиберды, что нес собеседник. Но дела, дела, как нам трудно отказаться из-за чего-то мимолетного от своих забот и обыкновений… Он проводил глазами выезжающую со двора «Тойоту». Нет, не расположен он сегодня продуктивно работать… Он взбирался по лестнице, продираясь через вязкое кисельное облако. Постоял у дверей первой и второй квартир, поплелся дальше. Нечего стоять, как баран у новых ворот. Почувствовал запах табачного дыма. Стало интересно. Девчонка в короткой юбке, едва скрывающей косточки таза (такая уж у этой молодежи летняя форма одежды), и обвислой маечке торопливо сунула окурок в стеклянную банку, пугливо стрельнула глазами.