— Вы вольны нанимать людей по своему усмотрению, но то, что я сейчас узнала от миссис Белл, матери Мэри, с трудом укладывается у меня в голове. Невозможно поверить, чтобы такое могло произойти в Ярде.
— Что случилось? — спросил граф немного резко.
— Мэри Белл только-только исполнилось шестнадцать, и сегодня утром она в слезах прибежала к матери, потому что один из ваших гостей набросился на нее, и… и… едва…
От волнения и стыда она запнулась, но, видя, что граф молчит, продолжала:
— Мэри бросилась за помощью к экономке, но та заявила ей, что либо девушка будет делать то, что от нее требуют гости вашей милости, либо ее уволят — немедленно и без рекомендаций, и сама экономка позаботится о том, чтобы всю семью девушки выгнали из коттеджа, где они живут.
Дорина пыталась говорить как можно медленнее и отчетливее, хотя это давалось ей нелегко. Наконец, поддавшись обуревавшим ее чувствам, она вскочила и гневно воскликнула:
— Как могло такое случиться именно в Ярде! Мы всегда были здесь так счастливы, и все арендаторы вашего дядюшки считали себя членами одной семьи!
Слова, казалось, сами слетали с языка, подгоняемые яростью и обидой.
— Надеюсь, — кивнул граф, — вы вполне уверены в том, что этот факт действительно имел место и это не просто истерические фантазии молодой девушки?
Дорина задохнулась от возмущения.
— Я должна была предвидеть, милорд, что вы так отнесетесь к моему рассказу!
Теперь она рассердилась еще больше.
— Ваш новый управляющий уволил всех старых слуг, которые, как я уже сказала, считали себя членами семьи и так гордились Ярдом, что никогда не допустили бы здесь подобного происшествия.
Граф хотел сказать что-то, но Дорина продолжала:
— И вместо них он нанял людей, которых не потерпели бы ни в одном приличном доме, не говоря уже о поместье вашего дяди, будь он жив!
— Этого не может быть! — пробормотал граф.
— Если вы считаете, будто я способна лгать относительно таких важных вещей… то мне просто стыдно и горько сознавать, что именно вы заняли место человека, которого любила и почитала вся округа.
Она судорожно, прерывисто вздохнула и попыталась сказать что-то еще, но голос прервался, а на глазах выступили слезы, которые девушка досадливо смахнула.
Граф медленно встал.
— Думаю, мисс Стенфилд, нам лучше еще раз начать с самого начала. Прежде всего объясните, почему вас так трогает все происходящее в поместье, и подскажите, как мне удостовериться в том, что все обвинения, выдвигаемые вами, не являются преувеличением или искажением фактов.
Он говорил спокойно, невозмутимо, но таким властным голосом, что Дорине собственная речь показалась чересчур драматичной. Однако она по-прежнему была преисполнена ярости и боялась к тому же, что граф отмахнется от всего сказанного, как от не имеющих значения пустяков. И поэтому почти сверхчеловеческим усилием воли девушка заставила себя сесть.
Граф последовал ее примеру и заговорил все тем же спокойным тоном, от которого весь запал Дорины куда-то пропал и девушка мгновенно остыла.
— Дворецкий объявил, что вас зовут мисс Дорина Стенфилд. Вы живете в деревне?
— Милорд, я дочь викария.
— Теперь я понимаю. Значит, каждый раз, когда случается неприятность, жители деревни обращаются за помощью к вашему отцу. Но почему в этом случае миссис Белл пришла к вам?
— Миссис Белл — почтенная респектабельная женщина, — сухо пояснила Дорина, — и ей стыдно говорить с моим отцом о подобных вещах.
— Поэтому она предпочла обо всем поведать вам, юной и, да будет мне позволено сказать, крайне неискушенной в подобных вопросах девушке. |