– Ага, – радостно подтвердил он, а затем, глубоко вздохнув, добавил: – Это бессмертие.

– Простите?

– Бессмертие. Дети – ведь это бессмертие, врубаетесь? Бесконечное продолжение рода, врубаетесь? Я на всю эту брехню о жизни после смерти не прикалываюсь. А вы?

Иссерли с таким трудом расшифровывала его сленг, что не сразу поняла, о чем ее спрашивают.

– Не знаю, – сказала она.

Однако его не так-то просто было заставить замолчать. Видимо, эта тема задевала парня за живое, хотя он сам ее и поднял.

– Они там в Свободной шотландской церкви мне втирали, что мой ребенок, типа, рожден во грехе, – пожаловался он, – потому что мы с подругой не женаты. Что за чертовщина? Мы же не неандертальцы какие-нибудь гребаные, верно?

Иссерли на секунду задумалась, а затем улыбнулась и обреченно покачала головой.

– Я не понимаю ни слова из того, что вы говорите, – призналась она.

– Вы какой веры? – немедленно спросил он.

– Я неверующая, – ответила Иссерли.

– А родители?

Иссерли снова задумалась.

– Там, откуда я, – ответила она, тщательно подбирая слова, – больше ни во что не верят.

Водсель сочувственно хмыкнул, а затем продолжил свой недоступный пониманию Иссерли монолог. Дорога шла уже через самый настоящий лес.

– Вот реинкарнация – это прикольно, – сказал он, пытаясь сдерживать возбуждение. – Шона – ну, подруга моя – считает, что это – полная чухня, но по-моему, что-то в этом есть. У каждого же душа, типа, а душу не уничтожишь. Ну и должны же тебе по справедливости дать еще один шанс – может, у тебя по новой лучше выйдет. – Он громко и напоказ расхохотался, словно призывая поддержать его. – Кто знает, а? Может, я после смерти стану телкой или даже зверюшкой какой!

Повернув, они оказались на узкой дороге, и Иссерли сняла ногу с педали тормоза, одновременно вывернув рулевое колесо. И в тот же самый миг ни с того, ни с сего стук в шасси появился вновь, но на этот раз он стал гораздо громче, так что весь корпус «тойоты» раскачивался в такт с ним. Мгновением позже машина вышла на крайнюю точку виража, и ее заблокированные колеса вошли в соприкосновение с серой пленкой инея.

Словно во сне, Иссерли почувствовала, как колеса «тойоты» теряют сцепление с покрытием, будто под ними – не твердый асфальт, а вода или воздух. Две большие мужские руки вцепились в руль поверх ее собственных, пытаясь помочь вывернуть его, но и им не удалось справиться с этой задачей. «Тойота» легко выпорхнула за обочину дороги и с ужасным грохотом врезалась в ствол дерева.

Иссерли потеряла сознание не более чем на секунду. По крайней мере, ей так показалось. Дух вернулся обратно в тело, словно упав с большой высоты: так всегда происходило, когда она вкалывала водселю икпатуа. В любом случае удар, испытанный ее душой при столкновении с телом, показался ей даже слабее обычного. Дышалось гораздо легче, и сердце не колотилось как бешеное. Деревья вокруг вдруг показались ей сверхъестественно яркими, пока она не сообразила, что больше не смотрит на них через двойной слой – очки и ветровое стекло.

Она посмотрела вниз. Ее зеленые велюровые брючки были усыпаны осколками стекла и густо пропитаны темной кровью, а изогнутый клиновидный лист металла занимал то место, где, по идее, должны были располагаться ее колени. Боли почти не было, и она догадалась, что это, возможно, потому, что у нее сломан позвоночник. Полумесяц расколовшегося руля глубоко врезался ей в грудь, но ребра задеты не были.