Оказалось, что у нее включен дальний свет.

Ей пришлось выключить его, чтобы быть допущенной в их мирные ряды.

9

Иссерли направилась прямиком в Тарбат-Несс, где она знала один пирс, к которому вела короткая спускающаяся вниз под опасным углом дорога, обозначенная указателем. На указателе стилизованная машина падала в стилизованные волны.

Иссерли очень аккуратно остановила «тойоту» у самого края пирса, поставила ее на ручной тормоз с видом человека, старающегося не упустить ничего важного. Затем облокотилась на руль, уткнулась лицом в руки и попыталась понять, что чувствует. Но она не чувствовала ровным счетом ничего.

На море стоял абсолютный штиль, и поверхность воды блестела как сталь. Иссерли долго смотрела, не мигая, на воду сквозь ветровое стекло. Здесь водились тюлени: об этом Иссерли тоже сообщил установленный неподалеку указатель. Она смотрела на море, может быть, часа два кряду, стараясь не пропустить ни малейшего движения. Стемнело, поверхность моря из стальной стала похожей на тонированное стекло. Если тюлени тут и водились, ни один из них так и не решился показаться на поверхности.

В положенное время начался прилив и облизнул соленым языком пирс. Иссерли не знала, насколько высоко поднимется вода и не унесет ли она «тойоту» в открытое море. Если ее утянет в воду, то она, скоpee всего, утонет. Раньше она очень неплохо плавала но это было еще тогда, когда ее тело имело совсем другие формы.

Она попыталась заставить себя завести машину _иотъехать в более безопасное место, но так и не смогла. Ей просто не приходило в голову никакое другое место. Когда она была еще в состоянии принимать решения, то решила поехать именно сюда, но теперь не знала, что делать. Она останется здесь. Пусть море или поглотит ее, или позволит жить дальше. Да и какое это имеет значение?

Чем дольше Иссерли оставалась на пирсе, тем сильнее становилось ощущение, что она приехала сюда мгновение назад. Солнце двигалось по небосклону, словно обманчивый свет далеких фар, который так и не становится ближе. Волны Северного моря тихо постукивали в днище «тойоты». Иссерли продолжала неотрывно смотреть в ветровое стекло. Какая-то важная мысль постоянно ускользала от нее». Она будет ждать здесь вечно, если это необходимо, пока не вспомнит.

Большое облако в темнеющем небе постоянно меняло форму. Хотя у земли ветра не было, там, наверху, какие-то мощные силы, очевидно, трудились над этим облаком, причем достигнутый результат постоянно их не удовлетворял, и они брались за работу снова. Вначале облако походило на карту какого-то континента, затем приняло форму корабля, затем стало ужасно похоже на кита. Но к наступлению темноты оно расплылось, рассеялось и превратилось в какую-то абстрактную скульптуру, лишенную всякого смысла.

Наконец стало совсем темно, а Иссерли так и не могла решить, что же ей делать дальше. Машину слегка покачивало толчками волн, но ей казалось, что время все еще не наступило.

Ночь пролетела быстро – ведь она длится всего каких-то несколько тысяч секунд. Иссерли не смыкала глаз. Она сидела за рулем и смотрела на ночь. Иногда море, отчаявшись запугать ее, отступало и оставляло «тойоту» в покое.

На рассвете Иссерли несколько раз протерла глаза, затем сняла очки и посмотрела на них, но проблема была не в ней и не в очках, а в ветровом стекле, которое за ночь покрылось инеем. Тело же Иссерли было таким жарким и потным, словно она проспала всю ночь напролет. Но она не спала. Это было невозможно. Она ни на миг не могла покинуть свой пост.

Включив стеклоочистители, Иссерли надеялась вновь обрести обзор. Но этого не произошло. Тогда она попыталась завести мотор. Двигатель слегка кашлянул и затрясся, но затем заглох.

– Сама напросилась, – произнесла Иссерли вслух дрожащим от гнева голосом.

Нужно было что-то предпринимать.