— Куда же вы? Сейчас начнется самое интересное!
— Ничего не начнется! — хрипло сказала она. — Сначала оденьтесь!
— Почему же? Вас волнует мое тело?
— Ничуть! — Но это была неправда. Волновало, да еще как…
— Я так и думал.
— Что вы хотите этим сказать?
— Именно то, что сказал.
Они смотрели друг на друга тяжело дыша, и первой уступила Одри. Сознавая, что все это произошло по ее вине, отчаянно желая оказаться в его объятиях, до крайности возбужденная видом его обнаженного мокрого тела, гладкой кожи, прикосновением руки, которая все еще сжимала ее запястье, она прошептала:
— Боже мой, Витторио, я не…
— Не хотели? — резко закончил Маричелли. Притянув Одри к себе, он посмотрел ей в глаза и крепко поцеловал. Слишком крепко. С гневом и ненавистью. А потом оттолкнул. — Если бы вы все объяснили с самого начала, разве я не помог бы вам? Я понятия не имел, что брат Халигана уже выставил вас.
— Я знаю.
— Тогда почему вы не рассказали об этом?
— Потому что вы не стали бы слушать! Вы были слишком заняты, попрекая меня тем, что я помыкаю Рико и матерью…
— Не ищите оправданий!
— Я не ищу их, но… А что вы имеете против собак?
— Древние кости, глиняные черепки… Собаки раскапывают их!
— О, теперь понимаю…
— Слава богу!
— Но там нет собак.
— Нет, но я не знал этого, верно?
— Верно, — прошептала Одри.
— Вот так. А теперь убирайтесь!
Одри выбежала и, стараясь не смотреть на встревоженные лица Рико и матери, бросилась к себе в комнату. Закрыв дверь, она упала на кровать и крепко обхватила подушку.
— Одри…
— Не сейчас, мама, — пробормотала Одри. — Поговорим утром. Она услышала вздох, тихий голос Рико, шаги по коридору и стук двери спальни.
Одри почувствовала, что у нее горят губы. Больше никаких поцелуев. Урок усвоен. И винить во всем этом следовало только себя. Она долго глядела в стену, затем заставила себя подняться, разделась и отправилась в ванну. Утром она уедет, устроится в гостинице аэропорта или еще где-нибудь. Оставаться здесь было невозможно. Невыносимо.
Чувствуя себя измученной, опустошенной и зная, что сегодня уже не сможет принять никакого решения, Одри легла спать. Если она и видела какие-нибудь сны, то не запомнила их. Однако утром она проснулась, чувствуя смертельную тоску.
В квартире было тихо. Пусто. Она не знала, куда ушел Витторио, но на кухне лежала записка от матери. Они с Рико повезли вещи к себе на квартиру и обещали вернуться в полдень. Почему родители решили переехать? Из-за нее? Чувствовали, что не могут оставаться у Витторио из-за ее поведения? Ну что ж, она не могла уехать, не повидавшись с ними. И с Витторио. Одри не верилось, что он не простит ее. Но еще до завтрака, еще до сборов надо было позвонить Кэтрин.
Одри слышала, как он вошел час спустя — час, за который все изменилось. Она ходила из угла в угол, взволнованная, растерянная, напряженная, и ждала звонка Кэтрин. Когда позади раздались шаги, она сразу поняла, кто это, и инстинктивно сжалась. Ждать новых обвинений было невыносимо, и Одри решила опередить его.
— Не надо больше упреков, — тихо попросила она, хотя Витторио молчал. — Пожалуйста, не надо. Потом. — Затем Одри повернулась к нему лицом и подавленно продолжила: — Честное слово, я обманывала вас не нарочно. Так получилось. Я пыталась найти что-нибудь, но когда из этого ничего не вышло, я подумала… Ну, теперь это не имеет значения. |