Внизу у лестницы им на глаза попалась кошка серо-голубого цвета. Выступила из двери напротив и шла через холл. Увидев людей, она припала к полу, прижав уши и вытаращив на них глаза, и начала ощетиниваться, пока каждый волосок ее густой пушистой дымчатой шубы не встал вертикально. Храброе животное заняло оборонительную позицию, будто ей угрожали охотники или какой-то опасный хищник.

— Не будь глупенькой, Куинни, — сказала Бренда с нежностью. — Не будь такой глупенькой девочкой. Ты же знаешь, раз я здесь, никто тебя не тронет.

При этих словах Берден слегка обиделся.

— Там на крыльце у тебя лежит куриная печенка. Кошка развернулась и убежала в ту же дверь, в которую вошла. Бренда направилась следом за кошкой.

Вчера Берден так и не переступил этот порог. Коридор привел их в гостиную, смежную с оранжереей. В оранжерее, залитой солнцем, царило настоящее лето. Накануне он лишь ненадолго заглянул сюда. Днем все здесь выглядело по-другому. Инспектор увидел, что оранжерея представляет собой отдельную стеклянную пристройку классической «тепличной» архитектуры под двускатной крышей. Она далеко выступала на мощеную площадку, откуда Берден утром озирал сады и лужайки Танкред-Хауса и далекие верхушки леса.

Сейчас сильнее ощущался плотный сладкий запах гиацинтов. Нарциссы, раскрывшись на солнце, показывали свои оранжевые венчики. В плотном, сыром и теплом, почти осязаемом воздухе висела смесь тонких ароматов. Будто в джунглях, какими Берден мог бы их представить.

— Она не разрешала мне заводить животных, — неожиданно сказала Бренда.

— Не понял?

— Давина. Хотя для нее не было разницы между нами, и все были равны — то есть, она так говорила, — она не разрешила мне заводить животных. Я хотела собаку. А она сказала мне: «Заведи хомячка, Бренда! Или попугая». Но мне такое никогда не нравилось. Это жестоко — держать птиц в клетках, вы не находите?

— Лично я бы не стал, — ответил Берден.

— Бог знает, что теперь с нами будет. У нас с Кеном нет другого дома. При нынешних ценах на жилье у нас нет никакой возможности… Ладно, это шутка, так? Давина сказала, что этот дом всегда будет нашим, но ведь, что ни говори, это, в конце концов, лишь половина небольшого коттеджа, верно? — Наклонившись, Бренда подняла с пола сухой лист. Ее лицо стало задумчивым и немного грустным. — Это не так просто — взять и начать новую жизнь. Я знаю, что выгляжу моложе своих лет — все говорят мне, — но, как ни верти, в конце концов, никто из нас не молодеет, верно?

— Вы собирались поделиться со мной мыслями о том, что здесь произошло вчера вечером.

Она вздохнула.

— Что произошло? А что обычно происходит в таких ужасных случаях? Это ведь не первый, верно? Они вошли, поднялись наверх. Слышали о кольцах, может быть, знали о жемчуге. Про Давину же постоянно пишут в газетах. Так что любому было ясно, что здесь водятся деньги. Харви услышал их и пошел наверх, чтобы застичь, но они спустились и застрелили его. А потом пришлось застрелить остальных, чтобы никто ничего не мог рассказать — рассказать, как они выглядели, я имею в виду.

— Это возможно.

— А как еще? — спросила Бренда не допускающим сомнений тоном. И вдруг без перехода, к удивлению Бердена, заявила: — Теперь я смогу завести собаку. Так с нами будет или эдак, теперь мне никто не запретит, верно?

Берден вышел в холл и стоял, сосредоточенно разглядывая лестницу. Чем больше он думал об этом, тем меньше картина вязалась со здравым смыслом. Исчезли драгоценности. Очень дорогие вещи ценой, должно быть, в сотни тысяч фунтов. Но убить ради этого троих и покуситься на четвертую жизнь?

Берден пожал плечами.