Девушка присела на край кровати и обняла меня.

— Я должна отдаться своему избраннику, так сказано в наших священных книгах. Мой избранник — ты, Ник!

— Кхален! — я обнял ее за плечи. — Ведь я просто пришел к тебе на помощь! Я хотел избавить тебя от этого гнусного обряда. Мне показалось, что ты и сама это поняла…

— Я все поняла, — прошептала Кхален. — Ты рисковал жизнью ради меня. Но в старинных писаниях сказано, что девушка проникается страстью к своему избраннику. И это правда.

— В самом деле, Кхален? — нахмурился я.

Она молча скинула с себя халат и стала покрывать меня поцелуями. Внезапно Кхален выгнулась дугой, откинув голову и выпятив грудь с острыми сосками, глубоко вздохнула и воскликнула:

— Это правда, Ник! Люби меня!

Ее тело содрогнулось, опускаясь все ниже и ниже. Она начала целовать мне грудь и живот. Губы ее ласкали мое тело, словно крылья бабочки. Я сжал в ладонях ее грудь, и она простонала:

— Возьми же меня скорее, Ник! Я твоя!

Хрупкое на вид, ее юное тело оказалось на удивление сильным и выносливым. Кхален обвивала меня, словно змея, предлагая себя в самых невероятных позах. Теперь я понял, почему она так легко и проворно двигалась в горах. Ее энергия и фантазия были неистощимы, снова и снова мы сливались в пляске любви, изнемогая от желания и лишь на мгновение замирая в постели, чтобы перевести дух. Наконец, в последний раз испытав сладкую боль наслаждения, Кхален затихла, прижав мою голову к своей груди, словно заботливая мать свое дитя.

Я приподнялся на локте и окинул восхищенным взглядом это удивительное создание, женщину-ребенка, загадочную и противоречивую. Она походила на драгоценный алмаз в цветке лотоса, очаровательная в своем совершенстве.

— Я твоя навеки, Ник! — прошептали она, не открывая глаз.

Мы уснули, заключив друг друга в объятия, а на рассвете она ушла — так тихо, что я даже не проснулся.

Разбудили меня лучи жаркого солнца, упавшие мне на лицо.

Едва я умылся и побрился, как в комнату вошла Кхален.

На ней был просторный халат с широким поясом. В руках она держала поднос с чайником, чашками и печеньем. Поставив поднос на кровать, она разлила крепкий ароматный чай по чашкам. Бодрящий напиток моментально восстановил мои силы. Допив чай, мы улеглись с Кхален в постель.

— А если отец станет искать тебя? — спросил я.

— Он знает, что я здесь, — улыбнулась она. — Сейчас он молится перед походом в горы.

Мне стало не по себе.

— Не нравится мне эта затея, — вздохнул я. — Гхотак способен подстроить ему ловушку. Этот монах очень опасен.

—У него ничего не выйдет на этот раз, — сказала Кхален. — Тропу будут охранять шерпы. До завтрашнего утра в ущелье не проскользнет ни одна живая душа.

Она прижалась ко мне своим горячим телом, нашептывая ласковые слова, но у меня из головы не выходил ужасный снежный человек. Догадавшись, что мне теперь не до любовных игр, она вскочила с кровати и надела свой халатик.

— Отец выйдет в горы за час до заказа, — сказала она.

— Я пойду с тобой провожать его, — сказал я.

Кхален ушла, а я оделся и вышел из дому.

Улицы уже наполнились народом: горожане спешили по своим делам, крестьяне торговали плодами своего труда, брели куда-то одинокие монахи.

Я прогуливался по торговым рядам, размышляя о возможных действиях коварного Гхотака. Таинственная улыбка на его губах, с которой он воспринял смелое решение старца, не давала мне покоя. Смогут ли горцы устоять перед этим хитрым монахом? Ему ведь ничего не стоит убедить этих наивных людей пропустить его в горы и никому не рассказывать об этом.