В кромешной мгле прокрался я к дому и поднялся в свою комнату, надеясь, что Кхален не дождалась меня и мне удастся выспаться. Но едва я скинул с себя одежду, положив на пол возле изголовья кровати кинжал и пистолет, как из-под одеяла ко мне потянулись маленькие, но сильные теплые руки и принялись ласкать мое утомленное тело. Мы предались неистовой любовной игре, словно бы стремясь забыть о мерзнущем в горах старике и не думать о грозящей ему смертельной опасности. И когда мы, совершенно обессиленные, наконец начали погружаться в сон, я обнял Кхален и прижал к себе, как беззащитного ребенка.

Проснувшись, мы не обмолвились о Лиунгхи ни словом. Пока я совершал утренний туалет, Кхален приготовила завтрак. Я вышел во двор и взглянул на далекие вершины гор. Моя тревога с каждой минутой усиливалась. Кхален невозмутимо занималась уборкой.

Время шло, но старик все не возвращался. Это затянувшееся тягостное ожидание начинало бесить меня, ведь нет ничего хуже неопределенности. И нужно же было этому англичанину заболеть в самый неподходящий момент! Мы, американцы, по своей натуре не годимся для игры в кошки-мышки, у англичан это лучше получается. Как же я заблуждался, рассуждая подобным образом: вскоре мне предстояло убедиться в том, что это вынужденное бездействие — лишь передышка перед бурными событиями…

Хилари Кобб возникла на этот раз передо мной на улице в белом свитере и шотландской юбке.

— Он еще не вернулся? — без обиняков спросила она.

— Не твое дело! — огрызнулся я, возмущенный ее бесцеремонностью.

— А ты все такой же грубиян! — выпалила она в ответ, нахмурившись. — Сам толком ничего не понимаешь и не знаешь, оттого и злишься.

Меня так и подмывало свернуть ей шею за такую прозорливость.

Хилари взглянула на свои часы, и я взорвался:

— Если только ты сейчас скажешь, что ему давно уже пора вернуться, я спущу тебя пинком под зад с Эвереста!

— Ник, а ты веришь в существование йети? — съежившись под моим гневным взглядом, прошептала она, хлопая глазами, как напуганная школьница.

— Нет, черт бы тебя побрал! Я не верю: ни в йети, ни в духов, ни в добрых фей!

Бормоча себе под нос проклятья, я повернулся и зашагал домой. Ни слова не говоря, я прошел мимо Кхален, схватил свою меховую куртку, аккуратно зашитую ею, и направился к выходу.

— Я пойду с тобой, Ник! — воскликнула она,

— Нет! — отрезал я. — Мне достаточно будет и двух проводников. Твой отец, возможно, попал под снежный обвал или же провалился в трещину. Мы выручим его, не волнуйся и жди нас здесь.

Кхален поцеловала меня, и я вышел из дому, исполненный решимости найти пропавшего в горах Лиунгхи. Из головы у меня не выходил Гхотак, невозмутимо покуривающий кальян в своей обители. Взяв с собой двух шерпов, я отправился в царство льда и снега, ступая по следам старца. Он забрался высоко в горы, на самый хребет перевала, и мы изрядно утомились, пока дошли до его стоянки. Синий рюкзак старика валялся на снегу, но его самого не было видно.

— Йети! Йети! — пронзительно закричал вдруг один из шерпов.

Я взглянул туда, куда он указывал трясущейся рукой, и увидел на снегу совершенно невероятные отпечатки огромной человеческой ступни, но только с медвежьими когтями. Судя по следам, загадочное существо тащило что-то за собой по насту. Мы обогнули выступ скалы и в нескольких шагах от себя увидели окровавленную бесформенную груду. Я приблизился к ней и содрогнулся: окровавленная куча оказалась остановками растерзанного Лиунгхи. Одной руки не было вообще, из тела вырваны огромные куски, вторая рука валялась в нескольких шагах от трупа, ноги переплелись совершенно чудовищным образом, а из разодранного бока торчали обломки ребер.