— Слушай, я знаю, что я — последний человек, от которого ты хочешь получить совет, то ты не можешь вызвать чувство. Ты не можешь заставить ее полюбить себя.

— А что сделал бы ты?

— Ну, знаешь ли, сделай какую-нибудь приятную чушь для нее. Купи ей вещи. Подумай о том, что ей нравится и что сделает ее счастливой, и сделай это. Она придет в твои объятия. А если нет, ты можешь спилить свои рожки ради нее. Цыпочки тащатся от этого.

Пристальный взгляд Ридстрома устремился на голову брата. Конечно же, Кадеон постригся.

— Зачем, черт возьми, ты сделал это?

— Холли хотела нормальной жизни, и я постарался дать ей нормальную жизнь. Она с тех пор ругала меня и запретила мне даже касаться моих «твердых, очень сексуальных рожков» снова. Затем обрисовала в общих чертах то, что собирается сделать с ними, как только они опять отрастут. Боги, брат, эта женщина зажгла мой фитиль, — тут он нахмурился: — Подожди-ка. Ты сказал, что Сабина скоро станет моей королевой. Кто же, черт возьми, она сейчас?

Обманутая.

Начиналась буря не только снаружи дома, но и внутри него.

Ридстром решился признаться Сабине в своей клятве-обмане. С тяжелым сердцем он поднимался в их комнату, оставив Кадеона допивать свой напиток.

Хотя он много трудился, чтобы завоевать ее доверие, Ридстром собирался разрушить все одним ударом. У него не было выбора. Каждый раз, когда она называла его «муж», ему словно нож вонзался в грудь.

Он сел рядом с ней на кровать.

— Сабина, есть что-то, в чем я должен признаться тебе.

Она не ответила и не повернулась к нему, но ее тонкие плечи напряглись, сообщив ему, что она проснулась.

— Все, чего я прошу, — это чтобы ты попыталась понять обстоятельства. Ты сможешь сделать это?

Никакого ответа. Он положил руку на ее плечо и повернул к себе лицом. Она открыла глаза.

Они были наполнены кровью.

— Что это? Сабина, что происходит?

— Это… здесь, — ее слова были невнятными, кожа — мертвенно-белой.

Он подхватил ее на руки. Сердцебиение зашкаливало.

Когда струйки крови потекли из ее ушей и носа, самый невероятный страх, который он когда-либо испытывал, пронзил его.

— О, боги, что с тобой происходит? Скажи мне, cwena!

— Яд, — она задыхалась.

— Что ты говоришь? Как? Кто это мог сделать?

Ее спина резко выгнулась, руки вцепились в рубашку Ридстрома. Когда она закашляла, из ее рта пошла кровь.

Необходимо ей помочь…

— Кадеон! — взревел Ридстром.

Его брат стремглав взлетел по лестнице, ворвавшись в комнату с обнаженным мечом:

— Что, черт возьми?

— Сабина больна, где Никс?

— Я могу привести ее.

— Сделай это и потом встреть нас в Доме Ведьм…

— Н-е-е-е-т, — закричала Сабина, забившись в его руках. — Только не Дом Ведьм.

— Успокойся, детка, мы останемся. Успокойся… — Кадеону же он бросил: — Приведи Никс сюда. Если не сможешь найти ее, найди Марикетту Долгожданную. Или даже Теру Ясновидящую, она знает о ядах.

Без слов, Кадеон вылетел из комнаты. Ридстром услышал, как хлопнула боковая дверь, прежде чем послышался звук отъезжающего грузовичка Кадеона.

Ридстром положил ладонь на щеку Сабины и вздрогнул в растерянности, потому что ощущение было такое, словно он положил руку на открытый огонь. Но ее длинная ночная рубашка и кровать были ледяными.

— Держись ради меня, Сабина. Помощь придет.

Боль пронзила ее тело, узлом скрутив мышцы.