Лэнсбери погладил меня по шее. Все дали мне немного времени, и это было хорошо. Ведь для того, чтобы мне стало лучше, необходимо было больше времени на сортировку собственных мыслей.
– А как мы объясним все это нашей полиции? – спросила я и прижалась к руке Лэнсбери.
– Об этом позаботилась Мнемозина, – сказал Адамс. – Как и ее дочери, она тоже может «убеждать» людей в реальном мире делать определенные вещи, она сделала для нас исключение и стерла воспоминания сотрудников, занимавшихся этими делами. Возможно, и для того, чтобы защитить своих дочерей. Мы не знаем, как долго продержится магия. Надеюсь, она навсегда.
– Если кто-то и не заслужил защиты в этом деле, так именно эти девять существ, – пробурчала я. – Нет, восемь, – поправилась я. – Эрато предала своих сестер. Это она привела Мнемозину к театру?
Лэнсбери угадал мои мысли.
– Эмма и Тия пошли за нами, когда мы не вернулись.
– Ничего не сказав нам, – зло бросила мама. Они наверняка не взяли ее только потому, что не хотели, чтобы с ней что-нибудь случилось, и за это я была им бесконечно благодарна. Мама, конечно, знала, что для нее это могло быть опасно, тем не менее она сделала бы все, чтобы помочь мне. Я еще раз должна была поблагодарить девочек. Без них мы бы пропали.
Лэнсбери продолжил.
– Кроме того, мы были не в театре Лион, а в театре Найтскай, ну ты знаешь. Мистер Пэттон, должно быть, спланировал наше похищение с помощью муз в другой театр. Возможно, он догадывался, что ты из-за своего упрямства пойдешь одна, и хотел воспрепятствовать остальным найти нас. Эмма и Тия собирались вернуться, чтобы забрать «Театр смерти», но перед самым уходом из Параби им встретились Мнемозина и Эрато. Муза знала о планах сестер, но сама не вмешивалась и рассказала матери, которая с помощью магии вычислила дочерей. Она чувствует, когда музы используют магию. Наверное, поэтому они не стали обороняться, когда появился твой отец. Они подумали, что мать быстро обнаружит их.
– Она – муза любовной поэзии, – невозмутимо сказал Адамс. – Я имею в виду Эрато. Возможно, она была больше заинтересована в хеппи-энде, нежели в трагедии.
Мы все посмотрели на него.
– Что? – спросили все в один голос. Даже Шелдон смотрел на него.
– Откуда ты знаешь, что она муза любовной поэзии? – спросила мама, не в силах сдержать ухмылку.
– Ну да, дочь одной особы, которая мне очень нравится, попала в неприятности, связанные с музами, и я, как положено главному инспектору, ознакомился с их биографией.
Мама села к нему на колени и без всяких стеснений поцеловала прямо в губы.
Воспоминания о поцелуях муз вернулись. Ощущение того, как идеи врывались в меня, пытались раздавить, я не забуду никогда. Но не забуду и то, каково это – вернуть идею и создать что-то. В животе появилась дрожь, первый знак того, что все скоро станет хорошо. Или, по крайней мере, лучше.
– Все в порядке, Малу? – Лэнсбери перекрестил свои пальцы с моими.
– Пока нет, но скоро будет в порядке. Осталось сделать последнее.
Лэнсбери с интересом посмотрел на меня.
– Что же это? – В его взгляде лежало обещание – быть со мной в любом случае, что бы это ни было.
– Приготовься к тому, что тебе скоро придется выполнить большой список моих поручений, миньон.
– Дождаться не могу.
– Ты правда пригласила миссис Пэттон? – Эмма с ужасом посмотрела на меня, мешая чай. В кафе было много людей, но мы, к счастью, нашли уединенный уголок, в котором могли более-менее нормально побеседовать. |