Лэнсбери кивнул Эмме и Тии, обе хотели взять нас за руки, но я отмахнулась. Явно рассерженный Лэнсбери показал девочкам, чтобы они заходили. Нехотя они вместе с миссис Пэттон исчезли в Параби.

Я не могла отвести взгляд от пылающего мира. Лэнсбери подтолкнул меня вперед.

– Малу, нам нужно идти. – Он дал мне еще несколько секунд, чтобы я собралась. Когда я начала кашлять, он погладил меня по щеке.

– Давай пойдем. Пожалуйста. – Я протянула руку к дверной ручке и нажала на нее. Мы скорее заползли в Параби, нежели зашли.

Со слезами на глазах я закрыла за собой дверь… Нас окружила абсолютная тишина, словно зал застыл в воздухе. Эмма и Тия сидели на паркете и ждали нас, миссис Пэттон, скрючившись, сидела рядом. Лэнсбери с облегчением выдохнул и обнял меня. Но я не отпускала дверную ручку. Я не могла. Крики персонажей звучали в моей голове, овладевали мной.

Нет, все не должно было закончится так.

Я собрала все силы, подумала о «Театре смерти» и снова открыла дверь. Одна бредовая идея родилась в моей голове, которая никак не была связана с музами. И все же. Зола прорвалась сквозь дверной проем в Параби.

– Малу, – предостерегающе рыкнул Лэнсбери и попытался меня оттащить.

– Доверься мне, – сказала я и умоляюще посмотрела на него. Он кивнул и последовал за мной в «Театр смерти».

Эмма и Тия остались в библиотеке, чтобы присмотреть за миссис Пэттон.

– Что ты задумала? – спросил Лэнсбери и положил руку мне на бедро, чтобы придержать меня. Мои силы были на исходе, но мне нужно было продержаться еще немного.

– Если то, что мы знали о воровках, было правдой, они могли не только красть идеи, но и возвращать их переделанными с помощью преобразователей. Возможно, это работало и с изначально хорошими идеями? А может, не только с писателями, но и с людьми созданного книжного мира? Магия древних муз могущественна, возможно, с ее помощью я смогла бы сохранить «Театр смерти». Ведь мое появление там сделало возможными изменения в этом мире. Значит, если кто-то и может его спасти, это я.

Лэнсбери не выглядел убежденным.

– Разве Мнемозина не упомянула бы об этом?

– Возможно, она тоже знает не все о Литерсуме. Или правила в этой вселенной могли немного измениться, как изменялись, казалось бы, жестокие персонажи. Я хочу хотя бы попробовать.

Крики и запахи вокруг нас были ужасными. Зола оседала на наши волосы, ложилась на кожу и одежду. Лэнсбери скептически осмотрелся, но у меня оставалась надежда. Я обняла его, и, когда он кивнул, закрыла глаза, меня окружила темнота. Он положил руку мне на спину и стал гладить меня. Его запах и исходившее от него ощущение безопасности помогли мне сконцентрироваться. Я хваталась за идеи, грохочущие в моей голове. Призвала их с помощью своего дара. Серое облако тоже было там, но я запретила ему уничтожать идеи.

Оно должно было освободить их. Вон из моей головы. Через какое-то время изменились цвет и форма. Облако стало светлым и выросло. Изменилась и его энергия, у меня поднялись волоски на шее. Мой дар подчинялся мне. По крайней мере, я надеялась на это. Я доверилась инстинктам и магии, потому что не имела ни малейшего понятия, что должна была делать. Я слушала внутренний голос, пока у меня не появилось чувство покалывания на губах. Время пришло. Я отодвинулась от Лэнсбери и открыла глаза. Хаос смерти тлеющей истории хлынул на меня, но я оставалась спокойной, хотя мое сердце и колотилось как бешеное. Я наклонилась и подняла с земли обгоревший кусочек бумаги. Он распался от моего поцелуя, а зола взмыла в воздух из моей руки, которой я затем взяла Лэнсбери. Сначала ничего не происходило. Затем исчез запах горящей бумаги. С неба больше не падала зола, небо прояснилось.

Персонажи тоже успокоились.