— Поняла.

— А лучше вообще не разговаривать.

— Поняла.

— Вот!

Дверь распахнулась, и Николь увидела отца. Сердце ее почему-то подпрыгнуло и оборвалось…

Спустя много времени она часто вспоминала этот миг. Отец лежал закрыв глаза, на лице его читалась безмятежность. Он был совсем такой, каким она его запомнила в детстве: родной, близкий и добрый. Ей даже показалось, что лицо его светится каким-то внутренним светом.

Почему-то очень захотелось плакать. Прижав руку к губам, Николь прислонилась к косяку, и врач правильно понял этот жест.

— Э нет, а вот слезы тут вообще недопустимы. Уходите, пожалуйста! Не волнуйте моего пациента!

— Да… Нет! Можно, я все-таки посижу с ним немного?! Пожалуйста. Пока он спит…

В это время отец открыл глаза. Тотчас врач забыл о существовании Николь и бросился к больному. Он внимательно смотрел на показания мониторов, стоящих у изголовья. Николь стояла ни жива ни мертва. В этот миг она поняла, что отец не выйдет из этой клиники никогда, а эта палата станет последним его пристанищем.

Хриплый голос отца вывел ее из оцепенения:

— Входи, Николь. Садись. Мне нужно с тобой поговорить.

Врач наклонился к нему:

— Я запрещаю вам разговаривать, мистер Монтескье. Вы можете…

— Чепуха! Уходите, дайте мне пообщаться с дочерью, может, нам больше уже не удастся поговорить.

— Папа!

— Мистер Монтескье…

— Пойдите вон. А ты садись! И слушай меня. Я буду говорить быстро, потому что у меня мало времени. Хочешь, включи диктофон, чтобы потом не задавать глупых вопросов.

Николь обиделась:

— Разве я когда-нибудь задавала глупые…

— Замолчи и слушай меня!

Нет, она ошиблась. Это был вовсе не прежний папа. Это был все тот же суровый и жесткий старик Монтескье, каким он стал за последние десять лет.

Николь нехотя достала мобильный телефон и включила запись. Отец заговорил:

— Вчера ко мне приходил мистер Мерисвейл, представитель старинного рода, к которому принадлежит твоя мать. У него какая-то там еще фамилия, но это не важно.

— Голдфилд.

— Что? — Отец вскинул на нее суровый взгляд из-под густых бровей, и Николь невольно отпрянула. — Откуда ты его знаешь?

— Он встречался со мной вчера. Хотел познакомиться с мамой и с тобой, чтобы обсудить вопросы наследства. Но если бы он сказал, что будет это делать на ночь глядя…

Интересно, а куда делась Лили? — вдруг подумала Николь, внезапно замолкая. Ведь из ресторана она и Берт уходили вместе.

— Тогда ты знаешь, — сказал отец. — Это лучше. Значит, у меня больше времени, чтобы поговорить о главном.

— О чем?

— Обо мне. Я хочу тебе исповедаться, Николь.

— Папа! Не говори так!

— Молчи. Я знаю, что мне осталось совсем чуть-чуть.

— Нет! Врач сказал, что ты проживешь еще долго… — отважно солгала она.

— Ну даже если и так. Может, я буду лежать как бревно и не смогу связать двух слов… Впрочем, дело не в этом.

— В этом! В этом! — Николь с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться. В этот момент ее меньше всего волновали деньги мистера Мерисвейла.

— Прекрати истерику и послушай меня. Я знаю, что говорю. Просто пришел час возмездия.

— Возмездия?

— Я просил не перебивать. Мерисвейл в какой-то степени для меня — призрак прошлого.