— Кажется, в одном ты оказался прав.
— В чем?
— За нами действительно наблюдают.
Они посмотрели друг на друга, приподняв брови.
— Хочешь вернуться домой? — спросил Феликс, неожиданно теряя часть прежней самоуверенности.
— Домой? — Фоби закусила губу.
— Да.
— Можно уточнить, к кому домой — к тебе или ко мне?
— К нам, — очень медленно сказал Феликс, тоже закусив губу.
Фоби почувствовала, как по ее лицу расползалась самая широкая, самая глупая и самая неотразимая улыбка, когда она увидела самую большую, самую красивую и самую обаятельную улыбку Феликса.
— Значит, к нам домой. — Она обняла его за талию, чувствуя тяжесть руки, обнимавшей ее за плечи, и они направились к двери, продолжая улыбаться. Оказавшись на улице, они пошли к станции метро, и вскоре их голоса затихли вдали.
Когда они исчезли из виду, Саския прошла через ворота, которые почти скрывала тень от деревьев, во двор церкви и поцеловала мраморного ангела Беатрис с отбитым крылом.
— Даже ангелы со сломанными крыльями могут творить добро, — прошептала она, отступив и посмотрев на него. — Боже, какой ты уродливый. Тебе нужен нос.
Сжав чуть крепче в руках спящего щенка, она направилась к проезжей части, у которой оставила машину своей матери, задержавшись у ворот, чтобы еще раз взглянуть на галерею. Расходились последние гости. Манго бодро шагал в сторону Бромптон-роуд, напевая «Всем кто-то нужен».
Саския заметила отблеск рыжих волос Флисс в свете уличного фонаря, видневшихся из-под сильной, надежной руки Дилана, когда они вместе шли к станции метро. Они спорили, как старые супруги.
— Но если они ушли к Феликсу, то у нас в квартире никого не будет, и она окажется полностью в нашем распоряжении…
— Но дом намного уютнее.
— Хочешь сказать, что наша квартира — жалкая дыра?
— Ты знаешь, что так оно и есть, Флисс!
— Но это очень уютная дыра. Ты не можешь назвать ее неуютной дырой.
— Ну, ваш диван оставляет желать лучшего. А в прошлый раз мне не особенно повезло с вашим стулом…
Прислушиваясь к ним, Саския рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой, и смех быстро оборвался, когда она заметила Клаудию, Пэдди, Милли и Гоута, выходящих из галереи. За ними сразу погас свет. Погруженные в темноту, они пошли следом за Флисс и Диланом.
— Помедленнее, ребята. Кажется, они останавливаются на каждом углу, чтобы поцеловаться. Боже, они безудержны.
— Далеко не так неистовствуют, как Фоби и Феликс. Я думаю, большую часть времени они проведут в постели.
— Знаешь, я не думаю, что они уже занимались любовью…
— Ты что! Мы все съеживались от сумасшедшего скрипа досок в субботу вечером. Они делали это через две минуты после того, как Феликс приехал на такси.
— Я говорю о Флисс и Дилане… Эй, постойте! Они опять целуются.
— Мне кажется это милым.
— Не вижу в этом ничего милого. Такими темпами они трахнутся раньше, чем доберутся до дому.
— Гоут, ты не мог бы перестать плакать? Это не настолько романтично, как на последнем фестивале, когда ты перенес меня на руках через жидкую грязь к уборным, и…
Саския посмотрела на небо. Большой Медведицы не было. Она смутно вспомнила о том, как учила Фоби находить ее, когда они были детьми.
— Не стоит загадывать желание на ту большую мерцающую звезду, это «Боинг 747», — произнес дружелюбный голос.
Саския быстро опустила взгляд и увидела на противоположном тротуаре Стэна. Он стоял около темной галереи. |