Маргерит стояла в дверях, бледная и суровая.

— Я вижу, ты решил устроиться поудобнее.

— Я не могу назвать этот жесткий стул удобным. Скорее наоборот. — Он скрестил на груди руки, как будто защищаясь от ее враждебности. Теперь, когда Маргерит добралась до дома живой, усталость навалилась на него свинцовой тяжестью.

— Не вижу смысла в том, что ты будешь протирать этот стул, — желая избавиться от Чарлза, заявила Маргерит.

— Возможно, ты не видишь, зато я вижу. Пока я стою на страже, я был бы признателен, если б мне дали чашку горячего чаю и что-нибудь перекусить.

Маргерит молча вышла. Он услышал, как в дальнем конце дома она спорит с Софи Пирсон. Софи не вышла встретить их, когда они вернулись. «Эта шотландка кислее лимона», — подумал Чарлз.

В нем шевельнулось сочувствие к Маргерит, но он, стиснув зубы, подавил его, как подавлял теперь все воспоминания о любви. Эти воспоминания начинали мучить его, стоило хоть на секунду расслабиться.

Прюнелла принесла чашку чаю и бутерброды с ветчиной и сыром.

— Вы, должно быть, страшно устали, пока ездили по дорогам, гоняясь за этим убийцей. Какой ужас! — Расправив юбки из бледно-зеленой тафты, она села на второй стул, явно готовясь к долгому разговору, и с видом заговорщицы кивнула ему. — Боюсь, Маргерит тяжело переживает смерть лорда Ормонда. После случившегося нервы у нее натянуты как струны.

Чарлз не знал, что именно известно Прюнелле, поэтому ничего не ответил, а только согласно кивнул. Он с раздражением смотрел в окно и видел лишь тихий двор у конюшни и темные силуэты деревьев вдали.

— Кое-кто говорит, что она убила своего мужа, но я знаю, что она не способна на такое ужасное преступление. Однако кто-то другой вполне мог это сделать, — произнесла Прю, уставившись в потолок.

«Софи», — предположил он, но в эту минуту в комнату вошла Маргерит, наполнив ее ароматом роз, и Чарлз с наслаждением вдохнул его. Ему хотелось зажать нос, чтобы не чувствовать этого запаха. Но он ничего не мог сделать и поэтому только смотрел на нее, мучаясь от так некстати нахлынувшего желания.

— Прю, некоторые слуги собираются нас покинуть. Я хочу, чтобы вы их успокоили.

— Она просит меня уйти, — хмыкнула Прюнелла. — Ревность, полагаю.

Чарлза развеселило подобное предположение. Он встал, провожая Прюнеллу, затем выпил чай и съел хлеб с ветчиной, заставляя себя не думать о присутствии Маргерит.

— Ренни не придет сюда, по крайней мере сейчас, — сказала она. — Он думает, что я еще в Суррее.

— Мы не знаем, что он думает, или ты умеешь читать чужие мысли, Маргерит?

Она тяжело вздохнула.

— Я хочу сказать, что лучше бы ты оставил меня в покое. После нашего последнего разговора я полагала, что нам не о чем говорить.

— А как ты назовешь это? — улыбнулся он, допивая чай. — Разговор со стеной?

— Очень похоже, — проговорила она и, не дождавшись ответа, вышла из комнаты.

День медленно перетекал в вечер. Сгустились сумерки, тени удлинились. Ничего интересного не происходило, только стайка воробьев прилетела на двор у конюшни. Конюхи отвели лошадей на пастбище, вычистили стойла и от скуки улеглись спать.

Чарлз отчаянно боролся со сном. Наконец, когда совсем стемнело, он резко поднял голову и широко раскрыл слипавшиеся глаза. И в этот момент во дворе мелькнула какая-то тень. Это была мужская фигура в плаще и шляпе, надвинутой на глаза.