Робин стоял на коленях на приоконной скамье.

– До чего же красивый сад, сэр! Как затейливо подстрижены кусты – в виде фазанов, змей и оленей. Никогда такого не видел.

Хью подошел к сыну и положил руку ему на плечо. За садом виднелась река, ее русло извивалось между зеленых лугов, на которых паслись овцы. Все в Мэллори-Холле дышало благополучием и порядком.

– Почему мы предъявляем права на землю леди Мэллори, сэр? – Робин поднял взгляд на отца. Его ярко-голубые глаза были точной копией отцовских. – Если у нее есть документы, я имею в виду.

– У нее есть документы, но Роджер Нидем не имел права завещать этот участок, сынок. Он принадлежал его первой жене, а она была нашей дальней родственницей. Леди Мэллори заморочила Нидему голову всякими юридическими тонкостями и убедила его завещать этот участок ей в случае его смерти. Однако эта земля принадлежит семье его первой жены и должна быть возвращена ей. – Хью прошел в глубь комнаты. – Эти спорные земли богаты свинцом. Неудивительно, что леди Мэллори не хочется отдавать их – ведь она долгие годы получает немалые доходы от добычи свинца. Эти земли, Робин, послужат хорошей основой для твоего будущего благосостояния.

Робин слез со скамьи.

– А вернуть эти земли сложно?

Хью рассмеялся, вспомнив слова лорда – хранителя печати.

– Судя по тому, что я узнал о леди Мэллори, думаю, это будет очень сложно. Но существует много способов освежевать лису. – Он открыл окованный железом сундук, доставленный его людьми. – Итак, что мы наденем в честь Пен?

– Она очень красивая, – сказал Робин. – А вы что думаете?

– Кто, Пен? – Хью с улыбкой взглянул на сына.

– Да… да, Пен тоже, но я думал о леди Мэллори.

– А-а… – Хью кивнул и занялся изучением содержимого сундука. – Мне кажется, «красивая» не самое подходящее слово, чтобы описать ее светлость. Что ты наденешь: синий дублет с серебряным гауном или желтый с красным?

– Синий. – Робин взял у отца одежду и быстро сбросил с себя короткий шерстяной гаун и льняной дублет. – А вы что наденете?

– Еще не решил. – Сняв дублет, рубашку и холщовые чулки, Хью подошел к умывальному столику и умылся. – Тебе тоже надо сменить рубашку и чулки.

Робин с сомнением оглядел свою рубашку.

– Она еще не грязная. Я надел ее всего неделю назад.

– И с тех пор ты не слезал с седла, – напомнил ему Хью. – От тебя попахивает, сынок, а если мужчина хочет произвести хорошее впечатление на дам, от него должно пахнуть приятно. Кстати, и помыться тебе стоит. – Он бросил сыну влажное полотенце.

Робин, покраснев до корней волос, поймал его на лету.

Хью рассмеялся и, сев на кровать, принялся надевать чистые чулки. Он занимался воспитанием сына с тех пор, как мальчику исполнилось пять лет. Каждую свободную минуту между военными поручениями короля он посвящал Робину. Его мать умерла во время вторых родов, произведя на свет мертвого младенца, и Хью глушил тоску тем, что заботился об оставшемся сыне. Робин очень походил на мать. Иногда выражением лица или жестом он так сильно напоминал Сару, что у Хью перехватывало дыхание, а тоска обретала былую остроту и горечь.

Когда мальчик подрос, Хью стал брать его в походы, сначала непродолжительные. Путешествие в Дербишир было его первым продолжительным походом и очень сблизило отца и сына.

Наблюдая за тем, как сын готовится к празднеству, Хью застегнул украшенные драгоценными камнями подвязки. Он чувствовал, что Джиневра испытывает к дочерям ту же страстную любовь, что и он – к Робину.