Хью не смог удержаться от улыбки. Краудер принял его мокрый плащ и сказал:

– Милорд, вы найдете госпожу в комнате за двойными дверьми на втором этаже.

Кивнув, Хью поблагодарил его и стал медленно подниматься по лестнице. Кровь быстрее побежала у него по жилам, в голове застучало. Он испытывал такое напряжение, такую всеподавляющую тревогу только один раз в жизни – когда опасался за жизнь Робина. Сейчас, как и тогда, на карту было поставлено столько, что и не описать словами. Он на секунду замер перед дверью, потом повернул ручку и вошел.

Джиневра сидела у камина, положив ноги, обутые в домашние туфли, на решетку. При виде Хью она встала и одернула юбку.

– Джиневра.

Хью огляделся. Комната уже успела приобрести отпечаток характера хозяйки. Теплый воздух был напоен ее ароматом. Хью понял, что любит Джиневру так, как не любил никогда. Нет… он и раньше любил ее с той же силой, только не признавался себе в этом, пока не понял, что может потерять ее.

И сейчас, перед лицом обиды, нанесенной ей, он должен найти правильные слова, чтобы убедить ее в своей любви.

Джиневра не двигалась и молчала – пусть начинает Хью. Но ее сердце бешено стучало, как всегда, когда он был рядом. Да, он обидел ее, однако она все равно любит его.

– Джиневра, – тихо повторил Хью. Заглянув в ее серовато-фиолетовые глаза, он увидел в них отражение ее чувств, противоречивых и неоднозначных.

Он положил свой подарок на столик у двери. Он вручит ей его позже – ему не хотелось бы, чтобы она подумала, будто он хочет купить прощение. Позже, когда…

Хью быстрым шагом пересек комнату и взял руки Джиневры в свои. Ее пальцы были холодны.

– Даже не знаю, как просить тебя о прощении, – проговорил он, целуя ее руки и согревая их своим дыханием. – За то, что я думал такое о тебе.

Джиневра молчала, и Хью продолжил, с трудом подыскивая нужные слова. В его голосе звучала боль.

– Я не жду от тебя прощения. Разве я имею на это право? Джиневра посмотрела на него и прочла в его глазах искреннее раскаяние и отчаянную надежду.

– Я считала, что Робин и мой сын тоже, – наконец сказала она, своим тоном выдавая обуревавшие ее эмоции.

– Знаю. – Хью выпустил ее руки. – Я всегда знал об этом. Мне нет оправдания за то, что я сделал, что я говорил. – Проведя рукой по волосам, он набрал в грудь побольше воздуха. – Не понимаю, как я мог быть так слеп. Я же знаю, что собой представляет хранитель печати. И знаю, какими методами он действует. У него был очень простой план. Настолько простой, что мне следовало бы сразу догадаться. А я…

– А ты продолжал что-то подозревать… нет, верить… тем самым, помогая хранителю печати осуществлять его план, – тихо проговорила Джиневра, снова садясь в кресло у камина.

Хью отвел глаза в сторону, потом опять посмотрел на нее.

– Так ты убила Стивена Мэллори?

– Не думаю. Я желала его смерти. И не делала из этого секрета. Он грубо обращался со мной. Полагаю, такое же обращение ждало моих дочерей. Он пришел ко мне. Окно было открыто. Я выставила ногу. Он споткнулся и упал. – Джиневра повернулась к Хью. – Способствовала ли я его смерти? – Она пожала плечами. – Не знаю. И никогда не узнаю. – Она встала. – Убила ли я Стивена Мэллори? Хью, я не могу дать тебе прямой ответ.

– Но почему ты не сказала мне об этом раньше? – Джиневра грустно улыбнулась:

– Потому что сомневалась, что ты поймешь меня. Ты по натуре прям и откровенен, о чем не раз с гордостью говорил мне. У тебя нет времени на полуправду, на двусмысленность и неясность.