Остальные вернулись к питью ужина, передавая друг другу черный кувшин. Только один из них взял хлеб, чтобы подобрать последние красные капли изнутри своего бокала. Он вытер их хлебом, словно тряпкой, а затем вложил в рот. Я потягивала вино. Зеэв, я видела его краешком левого глаза, ничего не трогал. Просто сидел. К моему облегчению, кажется, он не смотрел на меня.

Затем Константин громко сказал:

— Вам лучше поесть, Волк, иначе она подумает, что вы уже поужинали в лесу. Среди её клана так не принято.

Кое-кто тихонько хихикнул. Я подавила желание расколотить свой бокал о стену — или о чью-нибудь голову.

— Ты имеешь в виду вот это на майке? — Зеэв тоже забавлялся.

Я отложила недоеденный хлеб и встала. Быстро оглядела застолье, закончив на нём.

— Надеюсь, вы извините меня. Я устала с дороги, — почему-то было очень трудно посмотреть прямо на него, — И спокойной ночи, Зеэв. Наконец-то мы познакомились.

Он ничего не ответил. Остальные промолчали.

Я вышла из оранжереи, пересекла большую комнату и направилась в сторону лестницы.

Волк. Они даже звали его так.

Волк.

— Подожди, — сказал он из-за моей спины.

Я могу двигаться почти бесшумно и очень быстро, но не так бесшумно и внезапно, как он. Не сумев удержаться, я резко обернулась в широко распахнутыми глазами. Он стоял менее чем в метре от меня. Его лицо ничего не выражало, но голос (наверняка натренированный уроками актерского мастерства) был весьма музыкальным.

— Дейша Северин, прости. Мы с тобой плохо начали.

— Ты заметил.

— Пойдем со мной в библиотеку? Мы сможем поговорить там без лишних ушей.

— Зачем нам этого хотеть? Я имею в виду, поговорить.

— Я думаю, мы должны. И, может быть, ты будешь достаточно любезна, чтобы меня порадовать.

— А может быть, я просто скажу тебе катиться ко всем чертям.

— О, даже так, — он улыбнулся. — Нет. Туда я не пойду. Слишком жарко и светло.

— Отвали, — огрызнулась я.

На седьмой ступеньке лестницы я снова обнаружила его рядом с собой. Я снова остановилась.

— Дай мне всего минуту, — попросил он.

— Мне говорили, что я должна отдать тебе всю свою жизнь, — ответила я. — И еще, чуть не забыла, я должна дать тебе детей. Детей, которые могут жить днем, как и я. Полагаю, этого достаточно, не так ли, Зеэв Дювалль? Что изменит дурацкая минута, если я должна отдать тебе всё.

Он отпустил меня.

Я побежала вверх по ступенькам.

На верхней площадке я оглянулась, испытывая нечто между восторгом и ужасом. Но он исчез. Освещенная часть дома вновь выглядела абсолютно безжизненной.

Юнона. Она снилась мне в эту ночь. Мне снилась беспросветно-черная пещера, где-то в глубине капала вода, а она держала на руках мёртвого ребенка и плакала.

Ребенком была я, полагаю. То, чего она боялась больше всего, когда клан Северин заставил ее вытащить меня на наступающий рассвет, чтобы посмотреть, сколько я смогу вынести. Всего минуту. Столько же, сколько просил Зеэв. Я не предоставила её ему. Но у неё тогда — и у меня сейчас — выбора не было.

Вначале она была очень рада тому, что я пережила рассвет. Но потом, когда я начала снова и снова спрашивать: «Когда я снова увижу свет?» Ох. Тогда она начала терять меня, а я — её, мою высокую, рыжеволосую, голубоглазую маму.

Она никогда не говорила об этом, но это было очевидно. Чем дольше я проводила под светом дня, тем больше я доказывала, что я настоящая солнцерождённая, тем сильнее мы отдалялись друг от друга. Сама она могла выдержать два или три часа примерно раз в неделю.