Подобно романам Ильфа и Петрова фельетоны Холодного философа обогатили живую речь афоризмами и крылатыми словами. Так случилось со словами «литературная обойма». Впервые они прозвучали в фельетоне «На зеленой садовой скамейке» (1932). Там, как выражение неожиданное, оно разъяснялось подробно: «Ну, знаете, как револьверная обойма. Входит семь патронов — и больше ни одного не впихнете. Так и в критических обзорах. Есть несколько фамилий, всегда они стоят в скобках и всегда вместе. Ленинградская обойма — это Тихонов, Слонимский, Федин, Либединский. Московская — Леонов, Шагинян, Панферов, Фадеев… Вся остальная советская литература обозначается значком, и др.». Это выражение снова ожило перед II Всесоюзным съездом писателей (в конце 1954 г.), оно звучало на съезде, повторялось в самых разных выступлениях, и многие литераторы, подхватившие его, не знали даже, кому оно принадлежит.
В том же 1932 г., когда так расцвел фельетонист Холодный философ, Ильф и Петров стали «правдинцами». С «Правдой» они были связаны и раньше. Еще в 1928 г. они, работая порознь, давали заметки в сатирический отдел «Правды», который назывался «Каленым пером». Эти заметки шли без подписи и существенного места в творчестве Ильфа и Петрова не заняли.
Около 1932 г. в «Правде» возник отдел литературы и искусства. Им заведовал писатель и журналист А. Эрлих, в свое время прошедший школу работы в «Гудке». Задумав собрать вокруг отдела коллектив писателей, очеркистов и фельетонистов, он в числе первых наряду с Б. Левиным, В. Герасимовой, А. Малышкиным, К. Фединым привлек Ильфа и Петрова. Вскоре имена Ильфа и Петрова, как и имя Михаила Кольцова, печатавшегося в «Правде» уже давно, стали неразрывно связываться с этой газетой.
Первые фельетоны Ильфа и Петрова, напечатанные в «Правде», — «Как создавался Робинзон», «Веселящаяся единица» — были написаны в плане острого, почти фантастического гротеска. Это не та шутливо-ироническая манера, лишь иногда концентрирующая фантазию и сатирическую злость в образах, подобных «резиновому Полыхаеву», какую мы хорошо знаем по «Двенадцати стульям» и «Золотому теленку», романам, сотканным из бесчисленного множества очень верных бытовых деталей, каждая из которых, может быть, несколько шаржирована, юмористически освещена, но нигде существенно не нарушает внешней достоверности картины. Фельетоны «Как создавался Робинзон», «Веселящаяся единица», да и большинство фельетонов 1932 г. («Их бин с головы до ног», «Великий канцелярский шлях», «Отдайте ему курсив», «Са-ванарыло» и многие другие) написаны совсем иначе. И в то же время это не новая для Ильфа и Петрова манера. Это расцвел, достиг вершины их гротеск, талантливые пробы которого относятся к периоду «Чудака», к периоду «Светлой личности», сказок «Новой Шахерезады» и «Необыкновенных историй из жизни города Колоколамска».
Не только детали, но ситуации, положения, целые картины шаржированы здесь до невероятности. Теперь уже трудно найти конкретные прототипы каждого персонажа, каждого события, штриха, проходящих перед нами в фельетонах. Того, что изображено здесь, практически не было, не могло быть на самом деле. Ни один председатель циркового художественного совета не скажет: а ведь это я вручал собаке Брунгильде машинописный доклад для чтения со сцены, только сатирики преувеличили — там было не двенадцать, а семь страниц. Ни один редактор журнала не подумает: и откуда Ильф и Петров узнали, что я заставил Молдаванцева выкинуть Робинзона из романа о Робинзоне? Ни на одного из смотрителей городских парков не кивнут: это же Петр Иванович заседал тогда в фанерном павильоне, помните, в том самом, в «Веселящейся единице», он и изображен под именем товарища Горилло, и проект агитгирьки весом в двадцать кило, которую надо навешивать на шею каждому человеко-гуляющему, дабы он не отвлекался от прогулочной работы, принадлежит именно ему. |