Ни один редактор журнала не подумает: и откуда Ильф и Петров узнали, что я заставил Молдаванцева выкинуть Робинзона из романа о Робинзоне? Ни на одного из смотрителей городских парков не кивнут: это же Петр Иванович заседал тогда в фанерном павильоне, помните, в том самом, в «Веселящейся единице», он и изображен под именем товарища Горилло, и проект агитгирьки весом в двадцать кило, которую надо навешивать на шею каждому человеко-гуляющему, дабы он не отвлекался от прогулочной работы, принадлежит именно ему. Не скажут, потому что не было ни собачьего доклада на машинке, ни истории с Робинзоном, ставшим жертвой канцелярской фантазии, ни проекта веселой массовой игры под названием «Утиль-Уленшпигель» с мусорными ящичками и изящными агитгирьками. Людоедка Эллочка, вероятно, была на самом деле, и голый инженер на лестничной площадке мог быть, и вдохновенное вранье Остапа о междупланетном шахматном конгрессе, и «Антилопа», мчавшаяся впереди автопробега, и поездка жулика в литерном поезде на открытие магистрали — все это могло быть. Но того, что изображено в «Веселящейся единице», в «Великом канцелярском шляхе», в «Их бин с головы до ног», конечно, не было.
Образный строй «Веселящейся единицы» фантастичен, как фантастичен «органчик», как фантастичен градоначальник с фаршированной головой у Щедрина. И в то же время он реалистичен, потому что за этими фантастическими образами таится истина, таятся типические явления реальной жизни, как и за «органчиком» Щедрина, и за фигурой его градоначальника, благоухающего аппетитными ароматами своей фаршированной головы. Это гротеск, дерзкий, яркий, художественный. И если ни один товарищ Горилло не признается, что в «Веселящейся единице» изображен именно он, то у многих Горилло засосет под ложечкой, потому что нечто подобное выделывали и они, изобретая проекты «прогулочной работы». И не только у товарища Горилло, но и у редакторов, всячески правивших «Робинзонов», и у цирковых работников, норовивших дать собаке «по рукам» за недостаточную ее идейность.
Мысль реальна и реалистична. Выдуманы ситуации. Но как страстно перекликаются они с жизнью, перекликаются не по внешним приметам, а своей сущностью. Такой гротеск — сложное художественное средство. Его может позволить себе только тонкий, точный художник, знающий и понимающий жизнь так глубоко, что фантастика его картин не исказит правды, а заострит, подчеркнет ее.
Эти фельетоны Ильфа и Петрова принадлежат к числу их лучших созданий. «Веселящаяся единица» завоевала огромную популярность. С большим успехом использовал ее для выступлений с куклами на эстраде С. Образцов.
И вот в этот период расцвета своего сатирического дарования авторы «Золотого теленка» и «Веселящейся единицы», мастера иронии, пародии и гротеска, писатели зрелой гражданственности и сатирико-юмористического мастерства, начинают медленно, но явственно отходить от юмористической выдумки, от юмористической фантастики, от гротеска. Не то чтобы они оставили эти формы вообще. Они еще печатают гротескные рассказы в «Крокодиле», отличные гротескные рассказы — «Отрицательный тип», «Интриги», «Колумб причаливает к берегу». Они еще не распростились с мыслью о романе, на смену планам «Подлеца» приходят планы сатирической фантастики в записных книжках Ильфа. Но они не напишут этот задуманный ими роман, и планы Ильфа так и останутся планами, а из правдинских фельетонов, которые в этот период становятся основным их литературным делом, уже с 1933 г. решительно, последовательно уходит гротеск.
Впрочем, в марте 1933 г. читатели «Правды» еще прочтут фельетон «Необыкновенные страдания директора завода», не гротескный, но на грани гротеска, с замечательным юмором написанный фельетон. |