Вся надежда была на то, что кредиторы сами себе заплатят, переложат деньги из одного кармана в другой (в первую очередь, это, конечно, относилось к МВФ). Но даже на это их подвигнуть, мы видели, у правительства как-то не получалось. Егор Гайдар:

Примаков и Маслюков с большим трудом уясняют себе тот в общем-то достаточно известный факт, что Международный валютный фонд и другие подобные финансовые институты не просто так дают деньги это не какие-то благотворительные организации, они оказывают поддержку под некие программы финансовой стабилизации, в успешную реализуемость которых они верят… Ожидать же, что МВФ или кто-либо другой будет субсидировать деятельность по развалу рубля и российского бюджета, нет никаких оснований.

Однако в январе 1999-го Примаков вроде бы осознал, наконец, губительность своего «самобытного» популистского курса. В его действиях произошел перелом. По существу, он возвращается к той экономической политике, которую проводили прежние правительства − правительства «псевдолибералов», как он их называл: предлагает и с должным усердием принимается выполнять жесткий бюджет на 1999 год (он был принят, как часто бывало в те годы, с опозданием − в феврале), проводит сдержанную денежно-кредитную политику, пытается отказаться от бартера, от взаимозачетов, старается повысить собираемость налогов, реально, а не на словах снизить денежную эмиссию… В общем, перестает «изобретать велосипед».

В итоге экономический курс Примакова превращается в то, чему дают название «смесь прокоммунистической риторики и прагматического либерализма».

К сожалению, время упущено. В том числе − и для развития собственной примаковской карьеры: если о тебе уже сложилось впечатление как о не очень удачливом менеджере, это впечатление трудно изменить.

«Письмо о согласии»

Хотя и считалось, что Примаков не очень «тянет» в экономической политике, зато уж просто в политике он силен как никто другой, тут от него не дождешься особых промахов. Между тем в какой-то момент выяснилось, что и это не так. В двадцатых числах января 1999 года Примаков направил спикеру Думы Селезневу письмо, в котором предложил выступить с совместным заявлением, как обеспечить в стране политическую стабильность. Согласно этому предложению, заявление должны подписать президент, председатели Госдумы и Совета Федерации, председатель правительства. На период действия соответствующего соглашения, если оно будет достигнуто, подписанты должны взять на себя такие обязательства: президент воздерживаться от роспуска Думы и правительства, правительство не ставить перед Думой вопрос о доверии себе, Дума отказаться от попыток импичмента и других шагов, которые могли бы привести к ее роспуску. К письму Примакова прилагался проект закона о политических и иных гарантиях лицам, занимавшим пост президента России.

На первый взгляд, казалось бы, письмо как письмо, ничего особенного, однако вокруг него разгорелся настоящий скандал. Многие журналисты усмотрели в нем прежде всего попытку ограничить права президента, а то и вовсе каким-то образом отрешить его от власти (для того, мол, и предлагается законопроект о гарантиях).

По-разному отнеслись к предложению Примакова думские фракции и отдельные политики одни его поддержали, другие отвергли. Наиболее резко выступили против Примакова два главных его потенциальных соперника на будущих президентских выборах Лужков и Явлинский, что опять-таки вроде бы говорило, что письмо премьера они рассматривают как некий сигнал: Примаков, дескать, оповещает всех о своей готовности баллотироваться в президенты.

Я, конечно, изучил это письмо, заявил мэр столицы, и могу сказать, что оно является, мне кажется, странным и поспешным. Ну, во-первых, в этом письме говорится о том, что не нужно распускать Думу. А ее и так нельзя распустить, потому что по закону Дума, которой осталось существовать меньше года, не может быть распущена никакими решениями.